Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
До сих пор в наших книгах и фильмах весьма распространены обращения типа Колька, Санька, Мишка. Мне сдается, что канонизация такого рода грубости, то есть бескультурья, протекает из незнания отечественной истории. Не следует консервировать то, что было рождено социальной несправедливостью, когда помещик понуждал своих крепостных крестьян говорить о себе приниженно, по-шутовски. Желая унизить Пугачева, царские сатрапы называли его «Емелька»; в памяти народной он остался Емилианом Пугачевым.
Я обратил внимание, как в Чехословакии детей с самого раннего
Александр Довженко не зря говорил: «Смотрите в дождевые лужи, — в них тоже можно увидеть звезды». Из малого рождается большое. Культура в быту-главная воспитательная работа с новым поколением; думая о «человеческом факторе», будем всегда помнить, что он, этот фактор, начинается с того, как к нему обращаются и что слышат от него в ответ. Право же, «здравствуйте, солнце» куда лучше, чем «послушайте, женщина».
Ох, зря я отнес букинистам «Правила хорошего тона»! Когда еще Госкомиздат наладится переиздать эту книгу, а Гостелерадио начнет наконец цикл передач, посвященных этой же проблематике.
Не знаю, для кого как, но для меня весна начинается в декабре, накануне Того дня, когда время начинает идти на солнечную прибавку.Думая о грядущем лете,я с чувством радости за сограждан, планирующих свои летние отпуска, перечитываю статьи Закона об индивидуальном труде, разрешающие пансионное обслуживание трудящихся, а также открытие станций автосервиса.
Тот, кто совершал автомобильные поездки на Кавказ или в Крым, в Прибалтику или Минск, знает, сколько часов, а то и суток приходилось тратить на пустяшный ремонт машины, — запись в очередь, скандалы, надменная снисходительность мастеров, получающих зарплату, вне зависимости от того, доволен клиент или костерит его на чем свет стоит.
Тот, кто любит путешествовать, знает, что такое ночевка на обочине дороги, с примусом под дождем: гостиницы недосягаемы — их крайне мало, автокемпингов — тоже, в дома не пускали — «фининспектор замучает, нельзя». Отныне — можно.
Сразу же возникает вопрос: как путешественники узнают о пансионатах и станциях индивидуального автосервиса?
Предвижу крутые действия ретивых администраторов против вывесок на обочинах дорог: «надо согласовать, получить разрешение свыше, утвердить, провести сквозь инстанции». Допускаю, что реклама будет некрасивой, — мы этому не были учены, все приходится начинать с чистого листа.
Следовательно, перед отделами культуры исполкомов встает вопрос об организации службы «реклам и объявлений».
Кстати, именно на этом поприще могут проявить себя художники, особенно молодые — новый закон разрешает такого рода деятельность, только б ей не мешать, не мучить ее. Надо бы уже заранее, сейчас, зимою, подумать, как пригласить путешественников в пансионат или станцию автосервиса, или в мастерскую кустарного про- мысла, где можно купить сувенир, связанный с данным конкретным местом, — это ли не одна из форм патриотического воспитания людей?!
Коллекция
СТАТЬЯ
1989 год
Когда советское телевидение передало на прошлой неделе кадры о том, как миллион жителей Берлина стоят в очереди на Чек Пойнт Чарли, чтобы прогуляться по западным секторам «фронтового города», только наивным политикам и посредственным литераторам это событие могло показаться неожиданным и экстраординарным.
Государство подобно живому организму.
Каждый организм подвержен заболеваниям — от простуды до рака.Я, хоть я и не являюсь доктором, поставил диагноз тяжкого заболевания ГДР достаточно давно, когда работал в Берлине, собирая документы к моему роману «17 мгновений весны».(Он только что издан в Лондоне и Нью-Йорке Джоном Калдером.)
Более всего меня потрясла тогда мелкая, казалось бы, деталь: в Бабельсберге, на киностудии «Дефа», да и в ряде издательств и редакций на стенах были сохранены таблички нацистских времен с готическим шрифтом: «Раухен полицайлих ферботен» — «Полиция запрещает курить» — просто и страшно.
Роман «17 мгновений весны» был издан практически во всех странах, кроме разве ГДР, ну и, по- нятно, Румынии и Албании. Объяснение? Там, как и в моей стране, было две программы объяснений: одно — для номенклатуры, другое — для плебса, то есть «трудящихся». «Нацистские главари слишком человечны, люди Аллена Даллеса — неестественно интеллигентны и воспитанны. Такая литература, тем более кино, есть проявление буржуазного объективизма, который народ ГДР не приемлет, как чуждый духу социалистической идеологии».
В 68-м году, в разгар студенческих беспорядков, когда еще только зарождалась идея создания «Роте Армее Фракцион», созданная вскорости Ульрикой Майнхоф и Баадером, я впервые перешел стену на Чек Пойнт Чарли.
Я оказался в Западном Берлине и провел две недели в «Репабликэн клаб», где собирались левые радикалы, требуя размозжить свиные головы империализма, захватить власть и, следуя указаниям великого вождя и стратега Мао Цзедуна, приступить к строительству коммунизма на Западе.
Именно там я впервые увидел белые, остановившиеся глаза тех, кто, сжимая в руках цитатник Мао, то и дело затягивался марихуаной.
Перед этим я был во Вьетнаме — писал корреспонденции и с севера и с юга, и видел, как погибали американские солдаты — не столько от партизанских пуль, сколько от наркотиков.
Когда я увидал в Западном Берлине механику стратегии превращения наркотиков в оружие идеологической борьбы, я обсуждал этот вопрос с людьми из Восточного Берлина: над моими опасениями посмеивались: «Теперь, после того как поставлена граница (Берлинская стена), нам это не страшно». Доводы не действовали. «У нас нет социальной базы для наркомании, это бич для капитализма, общества социального неравенства»...