Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
«Юниверсал Сити» — громадный комбинат кино и телепроизводства, где стоят построенные навечно декорации: римские катакомбы, улочки Парижа, уголки Пекина, развалины поверженного Берлина. Но там нет декораций, связанных с вьетнамской войной Вашингтона. Я разговаривал с актерами и продюсерами: в портфеле Голливуда нет сценариев в защиту преступлений, творимых «бешеными» в джунглях маленькой азиатской страны.
Значит, — думал я, — дух прогрессивного Голливуда жив и сейчас. Того Голливуда, который был первым посажен на скамью подсудимых в страшные годы
Честного художника можно заставить покинуть родину, как это сделали с Чарли Чаплином в пятидесятых, художника можно довести до самоубийства, одного нельзя сделать с художником, исповедующим правду, — заставить его творить против совести.
С Эдом мы распрощались уже под утро. Ночи так и не было: летние сумерки сменились голубым рассветом. Вырисовывались контуры желтых гор, окружающих Лос-Анджелес. Громадные пальмы уходили в седое, низкое небо. Красивый город, построенный за столетие руками американских художников и фантазией талантливых инженеров, наконец тревожно уснул.
— Разговорился с тремя ребятами, которые бросили университет. они изучали политическую экономию и социологию, — и стали хиппи, «добровольными отверженными Америки». Они бродят по стране, собираются посетить Индию, изучить там древнюю музыку и танцы и отдать себя служению миру. На груди у них начертано: «Люби, а не воюй».
— Страна отринула нас, — говорили мне хиппи. — Общество пе рестало быть искренним, повсюду царствует фальшь. Родители лгут друг другу, требуя от детей «говорить всю правду». С младенчества мы приобщаемся к коварству — родители говорят при нас гадости о тех людях, с которыми томно целуются при встречах, — какова ис кренность, а?!
Нас заранее готовят к «нужным» гостям. Этому улыб нись, а тому спой песенку... И все это освящено благостью домашне го очага: цветной телевизор, рефрижератор, автоматизированная кухня с дистанционным управлением, портреты предков в гостиной... А государство — это союз «взрослых», которые подчиняются своей удобной морали лжи.
С хиппи здесь борются по-разному. Рональд Рейган, плохой актер и далеко не блестящий губернатор Калифорнии, сейчас обуздал университет. Он держит его в руках при помощи угрозы радикального сокращения средств.
«На улицах можно заметить, как благопристойные «взрослые люди с тяжелой злобой смотрят на оборванных, длинноволосых, босоногих хиппи. Я подумал, что вызывающая неопрятность хиппи — это не что иное, как вызов показному чистоплюйству, сопутствующему порой такой ужасающей моральной грязи, что и слов-то не найдешь описать. Хиппи — реакция молодого поколения не только на сегодняшний день Америки. Это страх перед будущим.
— До тех пор, пока наш завтрашний день планируют те, кто си дит в «Ренд Корпорейшен», — мне страшно жить, — сказал Стив, молоденький хиппи из Чикаго, босой, с нежными, до плеч, белоку рыми, вьющимися, совсем еще детскими кудрями...
Пьер Селинджер невысокого роста, крепкий, веселый мужчина с модными длинными бакенбардами и лицом эпикурейца выглядит утомленным. Ворот рубашки расстегнут, рукава засучены, как у персонажа ковбойских фильмов. Он пригласил присесть. В шумном избирательном центре стучат десятки пишущих машинок, звонят сотни телефонов, днем и ночью работает телетайп.
Пьер Селинджер был помощником Джона Кеннеди и проводил его предвыборную кампанию. Сейчас он — глава «мозгового центра» Бобби Кеннеди. Через два дня сенатор прилетит сюда и остановится на Беверли-Хиллз, в отеле «Амбассадор». Здесь будут последние «праймериз», которые определят кандидата на пост президента США от демократической партии.
Пьер подарил мне пластмассовую шляпу, на которой нарисован портрет улыбающегося Бобби и надпись: «Кеннеди победит».
— Как я оцениваю ситуацию? — переспросил Пьер. — Стучу по дереву... «нок вуд» — мы победим. (Это типично американское — постучать указательным пальцем по дереву, чтобы сбылось задуманное...)
— Что, слаб соперник?
— Нет, Юджин Маккартни весьма силен. Но мы сильнее.
Селинджер рассказывает мне о трудностях, с которыми сейчас сталкивается Америка, и остановился на отправных моментах, на которые делает упор Роберт Кеннеди во время своей предвыборной кампании.
— Главное — это Вьетнам. Роберт и вчера, и сегодня говорил, и завтра, после выборов, повторит еще раз, что его первым политичес ким актом будет полет в Ханой и заключение с Хо Ши Мином дого вора о мире, без каких-либо предварительных условий.
Пьер Селинджер ушел к телетайпу — его вызывал штаб Кеннеди. Разговорился с одним из журналистов, прибывших в Голливуд заранее. Он долго жил в Азии.
— Заявление Бобби о его непреклонном желании закончить вой ну во Вьетнаме — нож острый в сердце Пекина. Это просто-таки ка тастрофа для их доктрины: новый президент США, «вождь бумаж ных тигров», прилетает в Ханой и открыто признает неправоту сво ей страны.
А Мао хочет заставить поверить Азию, Африку и Латинскую Америку, что «большой город» всегда будет врагом но мер один. Не знаю, как будет реагировать Мао, но наши «ястребы» этой программы Кеннеди не простят... Впрочем, сейчас уже начала проявляться занятная тенденция «кооперации» наших «ястребов» с Пекином...
В Нью-Йорке моросил дождь. Из моего окна, с шестнадцатого этажа «Пен гарден хотеля» виден кусок 34-й улицы. Это неподалеку от Бродвея, поэтому шум главной артерии города таков, что кажется, будто ты поселился в кабинете стоматолога, который к тому же работает под бомбежкой.