Некоторые любят погорячее, или Джентльмены предпочитают блондинок
Шрифт:
Я действительно была в таком подавленном настроении с утра, что даже обрадовалась, когда получила письмо от мистера Эйсмана. Потому что вчера вечером Вилли Гвинн явился, чтобы вести меня в «Фоли», но он был так пьян, что мне пришлось звонить в его клуб, чтобы прислали таксомотор отвезти его домой. И вот я осталась с 9 часов вечера одна с Лулу, и делать мне было нечего, я попробовала соединиться по телефону с Бостоном, чтобы поговорить с Джерри, но оператор никак не мог меня соединить. Лулу стала учить меня играть в «ма-джонг» [Очень распространенная в Америке, Англии и Японии азартная игра – вроде шахмат], но я никак не могла сосредоточиться на игре, в таком я была подавленном настроении. Так что я думаю, самое лучшее мне будет сегодня поехать к мисс Франсес и заказать себе несколько вечерних платьев, чтобы развеяться. Ну вот, Лулу как раз принесла мне телеграмму: Джерри приезжает сегодня днем, только просит, чтобы я не ездила встречать его на вокзал из-за
Апрель 4
Что за вечер мы провели вчера! Оказывается, Джерри в меня безумно влюблен, и все время, что он был в Бостоне, читал лекции в женских клубах и видел перед собой физиономии этих клубных женщин в Бостоне, он все воображал себе мое лицо; он сказал, что я и понять не могу, до чего я красива. И что для него в целом мире существует только одна единственная женщина – это я. Но оказывается, Джерри находит, что мистер Эйсман ужасный человек и что из нашей дружбы с ним не выйдет ничего доброго. Я была очень удивлена, потому что мне казалось, что они оба так подружились, а вдруг выясняется, что Джерри желает, чтобы я никогда больше даже не встречалась с мистером Эйсманом. Он требует, чтобы я все бросила и учила французский, а он разведется с женой, и мы повенчаемся, потому что Джерри не нравится такая жизнь, какую мы все ведем в Нью-Йорке, и он хочет, чтобы я поехала домой к папе в Арканзас, а он мне будет посылать книги для чтения, чтобы я не скучала в одиночестве. Потом он подарил мне масонский перстень своего дяди еще со времен Соломона; он его даже своей жене не давал носить; это будет мое обручальное кольцо, а сегодня придет одна его знакомая дама и принесет мне свой новый самоучитель французского языка, который она сама выдумала. Понять не могу почему мое подавленное настроение не проходит. Я всю ночь не спала и все думала о тех ужасных вещах, которые Джерри наговорил про Нью-Йорк и про мистера Эйсмана. Конечно, я понимаю, что Джерри ревнует меня ко всем моим знакомым мужчинам, и, конечно, я никогда не думала, что мистер Эйсман похож на Рудольфа Валентино [Красавец киноактер, начавший свою карьеру простым садовником], но Джерри говорит, что его коробит от одной мысли, что такая прелестная молодая девушка, как я, имеет что-нибудь общее с мистером Эйсманом. Вот это-то и привело меня в такое подавленное настроение. Я должна сказать, что Джерри любит очень много говорить, а я нахожу, что, когда неумеренно много говорят, – это ужасно подавляюще действует на нервы, утомляет мозг и засоряет его всякими пустяками, о которых даже и не думаешь, если занят чем-нибудь. Но так как Джерри пока еще не имеет ничего против того, чтобы я выезжала с другими джентльменами, если они могут дать мне что-нибудь в смысле умственного развития, – я поеду завтракать с Эдди Гольдмарком (фильмы Гольдмарка), который все уговаривает меня подписать с ним контракт на киносъемки.
Дело в том, что мистер Гольдмарк безумно влюблен в Дороти, а Дороти очень хочется, чтобы я вернулась в кино, потому что, если я буду играть в кино, то и она даст свое согласие.
Апрель 6
Вчера я окончательно написала мистеру Эйсману, что выхожу замуж: сегодня он прислал телеграмму, что немедленно выезжает; наверно он хочет мне дать кое-какие советы. Выйти замуж – это дело серьезное, и Джерри целыми часами говорит со мной об этом. Он никак не может перестать разговаривать, и ему даже не хочется сходить в театр или потанцевать, или вообще что-нибудь другое делать, кроме как разговаривать; и, если я не приду наконец к окончательному решению, что мне делать, я взвою.
Апрель 7
Мистер Эйсман приехал сегодня утром. Мы с ним долго разговаривали, и в конце концов я нахожу, что он совершенно прав, потому что ведь это первый случай такой мне представляется, я хочу сказать – случай поехать в Париж, расширить свой кругозор и усовершенствовать мой литературный талант; и зачем мне его бросать, мистера Эйсмана, чтобы выйти за писателя, который всегда будет на первом плане, тогда как я буду всего-на-всего «женой Джеральда Лэмсона» и больше ничего. А кроме того меня впутают в скандальный развод, и мое имя будет замарано. Кроме того, мистер Эйсман сказал, что такие случаи слишком редко представляются, чтобы ими разбрасываться. Так что решено: я отправляюсь во Францию и в Лондон и беру с собой Дороти, а мистер Эйсман обещает к нам туда приехать позже. А Дороти знает все, что и как, и в Париже не пропадет, она вроде бы говорит по-французски; кроме того, у нее есть знакомый француз, который там родился и жил и говорит по-французски, как местный житель и знает Париж, как свои пять пальцев. А когда мы попадем в Лондон, говорит Дороти, то там хоть и плохо, но почти все говорят по-английски. Как удачно, что мистер Лэмсон читает свои лекции в Цинциннати и не вернется до среды. Я могу послать ему письмо, что мне необходимо спешно уехать
Мистер Эйсман подарил мне очень хорошенькую нитку жемчуга, а Дороти брильянтовую брошку, и мы втроем отправились в «Колони» обедать, а оттуда в театр, и потом ужинать в Трокадеро и провели очень приятный вечер.
Глава II. Все-судьба
Апрель 11
И вот мы с Дороти в самом деле на пароходе, отходящем в Европу, как ясно для всякого, кто поглядел бы на океан. Я очень люблю океан. Я хочу сказать, что я очень люблю пароходы и особенно люблю «Маджестик», потому что он совсем не похож на пароход, а скорее на отель Ритц, и стюард говорит, что океан не такой скверный в этом месяце, как обыкновенно. Мистер Эйсман приедет к нам через месяц в Париж, где он должен быть по делам. Он всегда говорит, что нет другого такого места, чтобы увидеть все наимоднейшие виды пуговиц, как Париж.
Дороти уже гуляет взад и вперед по палубе с джентльменом, с которым она познакомилась на трапе, но я не желаю тратить драгоценное время на гуляние по палубе с джентльменами, потому что если бы я только и делала, что гуляла по палубе, то я бы не могла ни писать своего дневника, ни читать книжек, которые постоянно читаю, чтобы усовершенствовать свое развитие. Но Дороти совершенно не заботится о своем развитии: я всегда браню ее за то, что она тратит время на прогулки с разными молодыми людьми, у которых ничего нет за душой, тогда как Эдди Гольдмарк (фильмы Гольдмарка) действительно очень богат и имеет возможность делать прекрасные подарки. Но она верна себе и даже вчера, т. е. в день накануне нашего отъезда, она вместо того, чтобы позавтракать на прощанье с мистером Гольдмарком, отправилась завтракать с неким мистером Менкеном из Балтимора, который издает какой-то маленький журналишко даже без иллюстраций. Но мистер Эйсман всегда говорит, что далеко не всякая молодая девушка так стремится к культуре и образованию, как я.
Мистер Эйсман и Лулу поехали провожать меня на пароход, и Лулу очень плакала. Я думаю, она не могла бы меня любить больше, будь она белой, а не чернокожей. У Лулу была очень печальная жизнь, – когда она была еще совсем молоденькой, в нее безумно влюбился проводник поезда; она поверила ему, и он ее соблазнил и увез из дома в Аштобулу и там ее обманул, а когда она убедилась, что он ее обманывает, она осталась с разбитым сердцем и решила вернуться домой, но было поздно, потому что ее лучшая подруга, которой она всецело доверяла, украла ее мужа, и он уже не захотел принять Лулу обратно. Я ей сказала, что она может остаться в моей квартире; я не хочу сдавать ее на время отъезда. Дороти сдавала свою, когда в прошлом году ездила в Европу, и джентльмен, который снял у нее квартиру, водил к себе разных неприличных девиц!
Мистер Эйсман просто завалил каюту цветами, и стюард не знал, откуда взять столько ваз, чтобы поместились все цветы. Стюард сказал, что как только он нас с Дороти увидел, так сейчас же и подумал, что будет большой спрос на вазы. И, конечно, мистер Эйсман прислал мне массу хороших книг, как всегда, потому что он знает, что хорошим книгам я всегда рада; между прочим, он прислал мне толстую книгу про «Хороший тон и этикет», потому что он говорит, что в Англии и в Лондоне обращают большое внимание на этикет и что мне не мешает его изучить. После завтрака я возьму «Этикет» на палубу и буду его читать; мне многое нужно узнать, например, как должна поступать молодая девушка, если джентльмен, с которым она только-что познакомилась в таксомоторе, предложит ей что-нибудь этакое. Конечно, я в таких случаях всегда негодую, но в тех рамках, что все-таки оставляют ему некоторую надежду на успех.
Стюард пришел сказать, что подают завтрак и пора идти наверх; джентльмен, с которым Дороти познакомилась на лестнице, пригласил нас завтракать в Ритц. Это такая специальная столовая на пароходе, где можно потратить кучу денег, потому что обыкновенные завтраки и обеды подают в другой столовой.
Апрель 12
Сегодня я решила остаться в постели: я ужасно взволнована, потому что встретила одного человека, который заставил меня понервничать. Я не совсем уверена, что это тот самый человек, так как я его видела совсем издали, в баре, но если это действительно «он», то это доказывает, что от судьбы все равно не уйдешь.
Когда я увидела его, я как раз была с Дороти и майором Фокном, – это тот джентльмен, с которым Дороти познакомилась на трапе, – и майор Фокн заметил, что я занервничала, и просил, чтобы я ему рассказала, в чем дело; но это все так ужасно, что я никому не могла бы рассказать. Я пожелала майору Фокну доброй ночи и оставила его с Дороти, а сама пошла, к себе в каюту и там хорошенько поплакала, а потом велела стюарду принести мне бутылку шампанского, чтобы отвлечься. Дело в том, что шампанское заставляет меня всегда смотреть на вещи с философской точки зрения, и я тогда начинаю понимать, что раз чья-нибудь жизнь так полна фатальных случайностей, как моя, то уж с этим ничего не поделаешь.