Некоторые любят погорячее, или Джентльмены предпочитают блондинок

Лус Анита

Сегодня утром стюард принес мне мой кофе и огромный графин ледяной воды, и я останусь в постели и не стану больше пить шампанского до самого завтрака. В жизни Дороти совсем не бывает фатальных случайностей; она тратит время попусту, и я все думаю, хорошо ли я сделала, что я взяла с собой ее, а не Лулу? Она должна производить на джентльменов неприятное впечатление, потому что она ужасно любит говорить на арго. Когда я вчера пришла к завтраку, я услышала, как она говорила майору Фокну, что она «иногда любит малость дербалызнуть», – она не сказала «выпить», а именно «дербалызнуть», что на арго значит «выпить», – и еще она сказала «назюзюкаться», а я ей всегда говорю, что такие выражения неприличны.

Майор Фокн для англичанина очень приятный человек. То есть, он тратит деньги не считая, и мы очень хорошо завтракали и обедали в Ритце, пока я не увидела того человека. Я так взволнована, что, пожалуй, мне лучше будет одеться, пойти на палубу и посмотреть, действительно ли это тот самый человек. Делать мне больше нечего, мой дневник на сегодня я закончила, а книгу про хороший тон я решила не

читать, потому что я ее пролистала, и в ней нет ничего такого, что я хотела бы знать: там написано без конца про то, как надо называть лордов, а все лорды, с которыми я встречалась, обыкновенно сами говорили мне, как их называть, и большей частью у них бывает какое-нибудь смешное прозвище вроде Куку, хотя по настоящему его зовут лорд Кукслэй. Так что не стоит тратить времени на такую книжку. Но я хотела бы, чтобы меня не так сильно волновал тот человек, про которого я думаю, что это «он».

Апрель 13

Это действительно оказался тот самый человек, о котором я думала. Когда я убедилась, что это он у меня прямо-таки сердце остановилось. Мне так и вспомнилось все то, о чем вспоминать никому не могло быть приятно. И вот вчера, когда я вышла на палубу, чтобы посмотреть на «того человека» и убедиться, он это или не он, я встретила очень милого джентльмена, с которым я как-то познакомилась на одном вечере, мистера Гинцберга. Только его фамилия больше не Гинцберг, потому что один джентльмен в Лондоне по фамилии Баттенберг, который приходится родней какому-то королю, переменил свою фамилию на Монтбаттен, что по словам мистера Гинцберга значит то же самое – и тогда мистер Гинцберг решил переменить свою фамилию на Монтгинц, что он находит более аристократичным. Мы с ним гуляли по палубе, и я встретилась лицом к лицу с «тем» человеком, и я увидела, что это действительно он самый, – а он узнал меня. Он покраснел, как свекла, когда увидел меня. Я так заволновалась, что простилась с мистером Монтгинцем и скорее побежала, чтобы запереться в моей каюте и выплакаться. Но когда я сбегала с лестницы, я наткнулась на майора Фокна, который заметил, что я очень сильно взволнована. И майор Фокн заставил меня пойти в Ритц выпить шампанского, чтобы успокоиться и все ему рассказать. И тут я все рассказала майору Фокну: про Арканзас, и про то, как папа отправил меня в Литл-Рок на курсы стенографии, чтобы я научилась быть стенографисткой. Мы тогда повздорили с папой, – ему не нравился один молодой человек, который постоянно провожал меня, – и папа думал, что мне полезно будет на время уехать из дома. И вот, когда я с неделю всего пробыла на курсах в Литл-Роке, туда приехал один джентльмен по фамилии мистер Дженнингс, которому нужна была стенографистка. Нас всех вызвали к нему, и он выбрал меня. Он сказал заведующему курсами, что я обучусь всему, чему надо, у него в конторе, так как он адвокат и ему не требуется от меня особенных знаний. Он действительно помогал мне заниматься, и я пробыла у него в конторе около года, как вдруг мне пришлось убедиться, что он не из тех мужчин, с которыми молодая девушка может чувствовать себя в безопасности. А именно, – как-то вечером, когда я пришла навестить его на квартиру, я застала у него особу, которая на весь Литл-Рок славилась своим неприличным поведением. Когда я убедилась, что подобные особы посещали мистера Дженнингса, со мной сделалась ужасная истерика, а потом я уже не помнила себя; а когда я очнулась, то оказалось, что у меня в руках револьвер, и этот револьвер выстрелил в мистера Дженнингса.

Так вот, человек, которого я встретила на пароходе, был тот самый государственный прокурор, который обвинял меня на суде во время процесса и говорил в мой адрес такие слова, что я даже не могу их написать в моем дневнике. Во время процесса все, кроме этого прокурора, были необыкновенно милы ко мне, а присяжные заседатели все плакали как один, когда мой адвокат указал на меня и сказал им, что ведь у них у всех, наверное, есть матери или сестры. Присяжные заседатели совещались всего три минуты, вернулись и оправдали меня, и все были такие хорошие, что мне пришлось их всех расцеловать; когда я расцеловала судью, то он прослезился и потом сразу отвез меня к своей сестре. После того как я стреляла в мистера Дженнингса, мне пришла мысль стать киноактрисой; этот же судья мистер Гиббард взял мне билет до Голливуда. Он же придумал мне и псевдоним, потому что ему не нравилось мое имя, и он находил, что у женщины должно быть имя, выражающее ее индивидуальность. Поэтому он посоветовал мне называться «Лорелей»; так звали одну девушку, которая прославилась тем, что сидела все время на какой-то скале в Германии. В Голливуде, я стала сниматься в кино и там я встретилась с мистером Эйсманом, который убедил меня, что девушке с такими умственными способностями, как у меня, грешно оставаться в кино, а надо закончить свое образование. И он занялся этим вопросом.

Майор Фокн очень заинтересовался всем, что я ему рассказала, и сказал, что тут все удивительно совпало, потому что этот самый прокурор по фамилии мистер Бартлетт теперь на службе у американского правительства и едет в место, называемое Вена, по какому-то очень секретному поручению от дяди Сэма [«Дядя Сэм» – называют в шутку американское правительство], а он, майор Фокн, очень бы хотел знать, что это за поручение и в чем секрет, так как лондонское правительство специально отправило его в Америку узнать в чем дело. Только, конечно, мистер Бартлетт не знает, кто такой майор Фокн, потому что это страшная тайна, но майор Фокн мне ее открыл; он говорит, что сразу видит, кому можно доверять. Майор Фокн сказал,

что, по его мнению, такая женщина, как я, должна уметь простить и забыть все оскорбления мистера Бартлетт; он намерен нас с ним свести и помирить; он считает, что мистер Бартлетт подружится со мной, как только узнает меня по-настоящему; если же я прощу, ему его поведение в Литл-Роке, то это будет очень романтично, а джентльмены, которые состоят на службе у дяди Сэма, обыкновенно бывают очень склонны к романтизму. Поэтому, он нас познакомит после обеда на палубе нынче вечером, и он советует мне простить его и разговориться с ним как следует; потому что не надо быть злопамятной в таких случаях, когда человек не мог поступить иначе – он только выполнял свою работу.

Потом майор Фокн подарил мне большой флакон духов и очень хорошенькую игрушечную собачку почти в натуральную величину из пароходного магазина. Майор Фокн умеет развеселить и ободрить по-настоящему. Я решила помириться с мистером Бартлеттом.

Апрель 14

Ну вот мы и помирились вчера вечером с мистером Бартлеттом и даже подружились с ним и будем с ним дальше общаться. Когда я поздно вечером ушла к себе в каюту, мистер Фокн зашел ко мне узнать, как у нас обстоит дело с мистером Бартлеттом; он сказал, что молодой женщине с моими умственными способностями всегда найдется о чем поговорить с таким умным человеком, как мистер Бартлетт, который знает все секреты дяди Сэма.

Я рассказала майору Фокну, что мистер Бартлетт находит, будто наша встреча с ним совсем как театральная пьеса, потому что, когда он в Литл-Роке так нападал на меня, он ведь в самом деле думал, что я такая плохая. А теперь он увидел, что я совсем не такая; раньше он думал, что я по отношению к мужчинам живу только головой, а сердце у меня холодное. Потом он стал советовать мне написать пьесу о том, как он меня осуждал и поносил в Литл-Роке, и как спустя семь лет мы встретились и подружились. Я ему сказала на это, что я очень бы рада была написать пьесу, но мне положительно некогда, потому что у меня очень много времени уходит на написание дневника и чтение полезных книг. Мистер Бартлетт не подозревал, что я много читаю, и нашел это замечательным совпадением, потому что он тоже много читает. Он обещал дать мне сегодня философскую книжку, которая называется «Улыбайтесь, улыбайтесь, улыбайтесь» и ее читают все умнейшие сенаторы в Вашингтоне, и она очень способствует хорошему настроению.

Но я откровенно сказала майору Фокну, что общение с мистером Бартлеттом может очень вредно отразиться на моей нервной системе, потому что он ничего не пьет, а уж как он танцует, – так про это вообще лучше ничего не говорить. А он к тому же пригласил меня пообедать за его столиком в общей столовой, а не в Ритце; я ответила, что благодарю, но никак не могу; тут майор Фокн сказал, что мне следовало бы принять его предложение, но я возразила майору Фокну, что всему есть предел; так что я останусь до завтрака в каюте, а завтракать буду в Ритце с мистером Монтгинцем, который знает толк в ухаживаниях.

Дороти на палубе и по обыкновению теряет время с молодым человеком, который всего на всего чемпион по теннису. Я позвоню стюарду и велю принести шампанского, – это всегда полезно на пароходе. Стюард очень славный мальчик; его жизнь очень печально сложилась, и он с удовольствием мне про себя все рассказывает. Оказывается, его арестовали во Флатбуше из-за того, что он обещал одному джентльмену достать ему самого лучшего шотландского виски, а его приняли за контрабандиста, и посадили в тюрьму, где он попал в одну камеру с двумя джентльменами, которые оказались знаменитыми налетчиками, их портреты были во всех газетах и все о них только и толковали. Мой стюард, которого по-настоящему зовут Фред, был очень, очень горд, что его посадили в одну камеру с такими знаменитыми бандитами. Когда они его спросили за что он сидит, ему стыдно было признаться, что только за контрабанду, и он сказал им, что поджег дом и сжег целое семейство на окраине. Все обошлось бы прекрасно, если бы полиция не поставила в камере диктофона, т. е. вышло, что это его показание, и его не выпускали, пока не дорасследовали все дела о поджогах, бывших в Оклахоме.

Я считаю, что для общего развития гораздо полезнее поговорить с таким Фредом, который столько испытал в жизни и страдал и все такое, чем разговаривать с мистером Бартлеттом. Но придется все-таки провести с ним время после завтрака до обеда, так как майор Фокн обещал это ему за меня.

Апрель 15

Вчера вечером на пароходе устроили настоящий костюмированный бал с благотворительной целью в пользу детей-сирот моряков: у моряков, всегда есть сироты, потому что во время плавания по океану вечно случаются бури и кораблекрушения. Собрали много денег, а мистер Бартлетт произнес длинную речь о сиротах, особенно о тех, у кого родители моряки. Мистер Бартлетт ужасно любит говорить речи. Он даже любит говорить речи, когда он гуляет взад и вперед по палубе вдвоем с молодыми женщинами. Но маскарад был прелесть, а один джентльмен выглядел, как две капли воды, как мистер Чаплин. Мы с Дороти сначала не хотели идти на бал, но мистер Бартлетт купил нам две пестрых шали в пароходном магазине, и мы повязали их по-испански, и все нашли, что мы были настоящие Кармен. Мистер Бартлетт и теннисный чемпион были в жюри, и мы с Дороти получили призы. Я только от души надеюсь, что это не будут игрушечные собачки, почти в натуральную величину, так как у меня их уже три: не понимаю, почему капитан не предложит Картье открыть отделение своего ювелирного магазина на пароходе, согласитесь, ну что за удовольствие отправляться со знакомыми джентльменами за покупками и покупать одних игрушечных собачек?