Некромант по вызову. Тетралогия
Шрифт:
– Верно, - одобрительно кивнул Нич.
– Но дело не только в этом. Как ты знаешь, человек мыслит образами, ассоциациями, мысле-формами, которые подчас включают и зрительные, и слуховые, и обонятельные ощущения, и, что гораздо важнее, они окрашены эмоциями. Хорошими, как ты правильно подметил, или же плохими. Что-то нам нравится, к чему-то мы равнодушны, о чем-то только задумываемся, а что-то терпеть не можем. И это отношение складывается из огромного количества факторов, которые в определенный момент времени соединились в невероятно сложную мозаику из чувств...
– Мне б чего попроще, учитель, - скромно обронил я, приняв вид нерадивого студента.
– Знаю, что вы очень любите
– Торопыга, - фыркнул Нич, но все-таки перевел свои умозаключения в более удобоваримую форму.
– Я всего лишь хотел сказать, что, поскольку большая часть магически одаренных детей рождается в семьях магов, то их развитие с высокой долей вероятности происходит по одному и тому же сценарию. Так же, как когда-то растили и развивали их отцов, матерей, дедов и бабок... согласен?
– Традиции, учитель, - послушно кивнул я.
– В аристократических семьях они неискоренимы. Так что воспитание юных магов до поступления в Академию из века в век остается одним и тем же.
– Правильно. Дети, получившие свой дар случайно... точнее, те, у кого он оказался ненаследуемым... явление достаточно редкое, поэтому их в расчет можно не брать. Соответственно, мы с тобой говорим сейчас о тех, кто составляет абсолютное большинство в Гильдиях, и чье воспитание с самого раннего детства было подчинено строгим правилам.
Я снова кивнул.
– Понятно, что традиции у "светлых" одни, а у "темных" - совсем другие, поэтому мы и приходим в Академию с уже сформированными... а точнее, навязанными понятиями о том, как надо жить, как поступать и как относиться к коллегам.
Нич хмыкнул.
– Да. Это как раз к вопросу о внушаемости молодых. Но, как я уже сказал, не все приходят в Академию обремененными чужими взглядами. И не все те адепты, кому повезло родиться в семьях магов, сохраняют эти убеждения к концу обучения.
– Ну, мы же не дураки: развиваемся все-таки, учимся чему-то...
– Конечно. И преподаватели вполне могли бы подтолкнуть вас к правильному пониманию вещей. Но видишь ли, в чем дело... сама ваша профессия накладывает определенный отпечаток. Вы совершенно спокойно возитесь с трупами, экспериментируете с нежитью, приносите в жертву живых и крайне легкомысленно относитесь к мертвым...
Я хмыкнул.
– А как к ним еще относиться? Мертвецы для нас - такой же рабочий материал, как трава для друида [Друидами неофициально называют магов Земли и Жизни].. Они или спокойно лежат в земле, или приносят нам пользу. В крайнем случае, из-за неумелого колдовства могут попытаться кому-то навредить. Но хорошему мэтру не составит труда загнать в могилу даже могущественного лича, так что бояться нежити или впадать в панику при виде расчлененного трупа нет никаких причин. То, что нам подконтрольно, неспособно нас напугать, учитель. Вопрос заключается лишь в том, на что именно мы годны.
– Да, - тихо обронил мастер Твишоп, отводя взгляд.
– Мэтры не боятся ни жизни, ни смерти. Вам неведом страх перед людьми, потому что самое худшее, что с вами можно сделать, это причинить боль или убить... но боль-то вы как раз терпеть умеете. Вы с азартом соревнуетесь с ней за право обладания вашим разумом, смеетесь над ее потугами вас ослабить и радуетесь каждой своей крохотной победе. Да и смерть вам не страшна. Вы равнодушно отворачиваетесь, если она проходит мимо, и с пониманием усмехаетесь, когда она останавливается и протягивает вам костлявую руку. Впрочем, даже ее вы умудряетесь иногда обмануть и, вопреки всем законам, все-таки найти путь к возрождению...
– Ты тоже его нашел, - возразил я.
– С твоей помощью. В одиночку у меня бы
Я на мгновение задумался.
– Тысячи три... или три с половиной. Точно не помню.
– А я бы запомнил каждую жизнь, которая была отдана на благо науки, - еще тише сказал мастер Твишоп.
– И каждого человека, который якобы добровольно согласился участвовать в этом эксперименте. Думаешь, я просто так отстранился от этой части работы? Думаешь, я без причин смалодушничал? Мы ведь больше созидатели, чем разрушители, Гираш, поэтому и отношение к жизни у нас... иное. Его диктует сама наша профессия, методы обучения, понимание тех взаимосвязей, которые существуют между живыми существами... поверь, уничтожать живое без веской причины не станет ни один "светлый". Никто не посмеет разрушить то, что не им было создано. Не принесет кого-то в жертву всего лишь из научного интереса. Так нас воспитывали. Такими вырастили не одно поколение магов. И этим мы разительно отличаемся от вас.
– Да прям!
– пренебрежительно фыркнул я, не сдержавшись.
– Можно подумать, мастера не умеют убивать! Или не проводят экспериментов с живыми!
– Умеем, конечно, - кротко согласился Нич.
– И проводим, потому что это нужно людям. Но одно дело - убить врага, точно зная, что это необходимо, а другое - разрушить чью-то личность, пытаясь выяснить, насколько крепка связь между компонентами, ее составляющими. Одно дело - провести опыт на крысе, а совсем другое - использовать для полной достоверности какого-нибудь смертного. Но вы никогда не делали различий между теми, кого собираетесь препарировать.
– В мои лаборатории не попадали невинные, - равнодушно откликнулся я.
– Все "добровольцы" были осуждены и приговорены к смертной казни. Я всего лишь избавил их от мучений. К тому же, многие наши заклинания немыслимы без жертвенной крови, а люди подходят для этих целей гораздо лучше крыс.
Учитель отвернулся.
– Я знаю. Просто говорю, что мы слишком разные и по-разному относимся к тем или иным вещам. Но поэтому же мы плохо понимаем друг друга. Как может понять голодного коршуна петляющий по лесу заяц? Как объяснить дереву, что лань объедает его листья не от желания отомстить за поцарапанную ветками шкуру, а лишь потому, что это - в ее природе? Как убедить попавшую в паутину муху, что паук сплел свою сеть не специально на ее пути?
Я улыбнулся.
– Вы стали разбираться в наших мотивах, учитель. И вы, пожалуй, один из немногих, кто осознал, что та война была нам не нужна. Мы ведь ничего от нее не выиграли, а мэтры при всех своих странностях весьма практичны и очень трепетно относятся к своим исследованиям. Колбы, пробирки, склянки, реторты, секционные столы... для нас именно ЭТО - настоящая жизнь. Интересная и волнующая. Дайте нам существовать спокойно, обеспечьте материалом, позвольте иметь оснащенные всем необходимым лаборатории, и мы будем тихи и кротки, как овечки... до тех пор, пока нам не сорвут очередной эксперимент, конечно. Да, мы тщеславны и самолюбивы, но это тщеславие не простирается на даруемые королями титулы, к которым так привязаны аристократы. Для чего нам соревноваться со смертными в количестве навешанных на грудь побрякушек? Прилюдно посадить в лужу давнего противника - вот это достойно внимания. Доказать ему, что он не прав - что может быть увлекательнее? Сделать так, чтобы о результатах твоего многолетнего труда говорили все вокруг - вот что нас манит... а опускаться до уровня неразумных баранов - удел неудачников, учитель. По-моему, это так очевидно... Надеюсь, когда-нибудь и Совет догадается, что не там ищет себе врагов.