Некромантка 2
Шрифт:
— Пошел прочь из моей головы, — рыча не хуже дикого зверя, Имельда каталась по камням, пытаясь перебороть того, кто засел в ее теле. С каждым разом выдворять его из своего сознания становилось все сложнее, а теперь, когда пала пелена Каила, Морок почувствовал больше свободы. Ведь эта многогранная защита выполняла много функций. И в том числе — удержание чужой сущности в ограниченных пределах, сдерживание кровожадных желаний…
Сейчас сдерживать было нечему, и Имельда единолично сражалась со своим внутренним демоном. В какой-то миг она замерла и расслабилась, устало лежа на камнях в мокрой холодной одежде. В этот раз она победила. Морок ушел, но все же навязчивое желание крови осталось.
***
—
Голова взорвалась криками и голосами из прошлого, и девушка сморщилась. Мару протягивал ей простую деревянную пиалу в виде полусферы.
— Не надо… — кое-как выдавила девушка, — Не зови так… — и она приложилась рукой к голове, зажмурившись.
Мару никак не отреагировал на эту ее просьбу, почти насильно он заставил ее выпить тёплый настой и отошёл. И что удивительно, девушке стало лучше буквально через несколько минут. Стало спокойнее.
Они были в лесу, вокруг была ночь, которую яркой звездой разрезал пылающий огонь костра. Им пришлось уйти от озера, ведь туда могли нагрянуть поисковые отряды и полиция. Рано или поздно пропавший поезд начали бы искать. По пути, ближе к вечеру, они наткнулись на небольшую речушку, которая тоже не замерзала. Они прошли прямо по воде, сбивая след, сколько могли. Точнее, сколько смог вытерпеть Мару. Они, итак, были в мокрой одежде, что за их дневной переход по еще заснеженному лесу заиндевела на них. Имельде холод не причинял никакого вреда, но все же было неприятно. Мару же мог заболеть, имея самое обычное человеческое здоровье. В итоге они выбрались на другом берегу и, здраво рассудив, что на ночь глядя в мокрой одежде лучше никуда не ходить, устроили привал недалеко от реки. Они соорудили пару лежанок из еловых ветвей. Вокруг был хвойный лес, лишь изредка попадались стволы лиственных растений. Идти по нему было не особо сложно, так как Имельда энергетическими импульсами расчищала дорогу, из-за чего под вечер она чувствовала себя словно выжатый лимон.
Побелевшие руки и потемневшие ногти она скрывала от Мару рукавами. Хотя после отвара и отдыха рядом с жаром живого пламени ей стало значительно лучше, и краска вновь вернулась в кисти рук.
Вокруг было холодно. В городах уже началась весна, все таяло, отдавая власть грязи и слякоти, но в лесах еще по-прежнему лежал чистый снег, слегка покрытый настом. Здесь все ещё царствовал холод. Даже безветренная ночь не спасала. Да, умереть от переохлаждения ей не грозило также, как не грозило и заболеть, но все же это было дико неприятно.
Не имея возможности разжечь огонь еще в начале пути, им пришлось скоро уходить от озера прямо так, мокрыми, зато, когда пламя на их стоянке наконец упрочилось на сырых ветках, она высушила их вещи и сумки, которые чудом остались при них. Мару тогда забавно вздрогнул, когда ощутил жаркий воздух между телом и одеждой. Он посмотрел на Имельду… Нет, не испугано, но взглядом полным неожиданного удивления и понимания, что это всего лишь она.
Они в основном молчали, каждый думая о своем. Да и особо не поболтаешь, когда идешь по лесу сквозь сугробы. Пусть даже и расчищаемые магом, но раньше Имельде удавалось делать это в значительной мере легче, чем сейчас. Шагая впереди, девушка прокладывала путь, а сама мыслями была там, в озере, вспоминая то, как пыталась спасти тонущих людей, но не смогла… Потом ее воспоминания резко обрывались. Она вновь потеряла контроль.
Сейчас, сидя у костра, наблюдая за Мару, она рассматривала его разбитые руки и синяк на шее, который из-за одежды был почти не виден. Имельда не показывала, но ее из-за этого терзало не самое приятное чувство вины. Мару закутал голову в меховой капюшон от холода. Имельде это было ни к чему.
Заметив, что за ним наблюдают, он коснулся своих волос, а потом ткнул в девушку. Имельда вытянула прядь из-под капюшона
Девушка покопалась в своей сумке, вынула сначала одну маленькую баночку. Она была лопнувшей. Имельда тихо выругалась и кинула ее в костер. Снова сунувшись в свою сумку, она вытащила две небольшие емкости, в третьей смешала их содержимое и разбавила водой из фляги. До Мару донесся не очень приятный запах. Девушка, молча, отошла в сторону от костра, завозилась со своими волосами. Уже через полчаса он черных разводов ничего не осталось.
Мужчина задумался. Сейчас было легче сказать, что ей действительно было ближе к тридцати, чем к двадцати годам. Что могло произойти такого с человеком, чтобы в молодых годах он полностью поседел? Не удивительно, что она красилась. И не потому, что сильно беспокоилась о своей внешности, просто такая примета в глаза сразу бросается. Вряд ли конкретно эта девушка волновалась именно о красоте, скорее боялась, что привлечет лишнее внимание. Хотя для самого Мару именно она сразу привлекла его внимание, пусть он это и скрывал.
Он с теплотой в душе и смехом в голове вспомнил, как Абрахан, немного напившись, сокрушался по поводу фигуры одной их общей знакомой некромантки. Его рассуждения сводились к тому, что вот если бы она была чуть посправнее, пофигуристее и мягче (как телом, так и душой), то возможно он даже приударил за ней. А так… при всей ее некой дикой красоте, она оставалась довольно резкой и опасной личностью, а тело было хоть и стройное с нежными изгибами, как у лозы винограда, но все же довольно жестким и слишком уж сильным. Эти качества больше присущи были мужчинам. И оттого Абрахан совершенно не мог воспринимать ее как женщину.
Мару же… Сложно было сказать, что чувствует Мару, он и сам сейчас не мог облечь пока свои чувства в нечто вразумительное. Но он точно знал, что ему нравится наблюдать за девушкой. Как она мимикой и жестами реагирует на слова и действия, как хмурит свой лоб и, бывает, шепчет что-то себе почти не слышно одними губами. Ее стройность ему нравилась. Да, Абрахан был прав, это делало ее хищной и острой, опасной, словно сталь или дикая кошка. Но именно эти черты он находил в ней привлекательными. Сказывалось его детство и воспитание в тех землях, откуда он пришёл.
А ещё… Он был рад, что она избавилась от перчаток. Правда он проморгал тот момент, когда это случилось. Потеряла ли, забрали ли их у неё или же она сама их выбросила, но лицезреть ее тонкие пальцы было приятно. Хотя шрамы, виднеющиеся на запястье, уходящие под рукава, его заставляли подолгу размышлять о том, что с ней все-таки произошло.
Он тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, что были сейчас не к месту, вопросительно что-то произнёс, привлекая ее внимание, указывая на белые волосы, которые девушка собрала в пучок на затылке. Помахал рукой, призывая пояснить это непонятное событие.
Имельда его поняла. Скорее ментально, нежели физически. Она думала несколько секунд, как это объяснить.
— Сильно в детстве напугалась, — скомкано проговорила она, не желая вдаваться в подробности и вновь окунаться в воспоминания. Она и так почти каждую ночь оказывалась в них, переживала все вновь и вновь… Передавать все это словесно ещё раз не хотелось. К тому же она пока не была готова разделить эту тяжесть с кем-то. Она уже разделила. Со своими родителями. И они погибли. Имельда тяжело вздохнула.