Некромантка
Шрифт:
— Тише, тише, — девушка коснулась его руки, он тут же одернул ее, но ей хватило этого краткого мига, чтобы понять, что душа подростка разрывается на части. Всепоглощающее чувство вины давило, словно толща воды. Имельда увидела, как Ренсон разговаривает с матерью, выпрашивая на день рождения меч, как у отца. Очень красивая, взрослая женщина улыбалась сыну, объясняя, что такой меч могут изготовить только в столице. Теплая улыбка, мягкие руки гладили плечи парня, обещая придумать что-то. Все это смешивалось с дикими эмоциями и воспоминаниями, когда мальчик узнал о смерти матери. В ту ночь
Мальчик винил себя, и подсознательно не хотел нести эту тяжелую ношу один, и он выбрал для себя злодея. Он ненавидел Имельду, и своя собственная вина становилась чуть меньше. Но меч, что стоял в углу комнаты, постоянно напоминал ему. Он ранил, не касаясь. У девушки ком встал в горле, она отвела взгляд, выдохнула, вдохнула.
— Не вини себя, Ренсон, — слова давались тяжело. — Я тебя очень хорошо понимаю, но ты не виноват. Ни в чем. Если хочешь, вини меня, лучше так. Я действительно виновата. Не стоит взваливать все это на свои плечи. Продолжишь в том же духе — сожжешь себя сам, ясно? — тихо закончила, положив ладонь на его плечо. Парень взглянул на нее, но в этот раз уже не отвел взгляда.
— Где находится дом? Куда ты водил Вею?
Перед глазами замелькали мысли мальчика, как в калейдоскопе. Воспоминания из далекого прошлого накладывались на более свежие. Имельда увидела, как Ренсон и Вея, весело болтая, шагают по улице. Вокруг сумеречно, но еще вполне светло, чтобы маленькая девочка не боялась. Сам Ренсон чуть ли не подпрыгивал от предвкушения, настолько он хотел вызвать духа.
Они подошли к двухэтажному особняку, что был зажат между двумя высокими пятиэтажными домами на нескольких хозяев. Узкими оглоблями они поднимались ввысь над красной черепицей особняка…
Мысли мальчика сбились. Думать долго о застарелом не очень приятном воспоминании ему было не так легко, как о свежей душевной боли, особенно, когда рядом сидело живое напоминание. Он смотрел на Имельду, а в голове всплывали отрывки о том, как он затаился в коридоре под дверью отцовского кабинета в стремлении подслушать разговор родителей.
— …Абрахан, но мы же обещали ему меч, — голос матери был настойчив и напряжен.
— Ты обещала, а не я. Что мешает заказать его у местного мастера? Мне сейчас некогда ехать в столицу ради его прихоти, — мужчина говорил, не отрываясь от просмотра бумаг по работе.
— Но он хочет меч, как у тебя, а местный мастер не повторит это творение, — напряженно отозвалась женщина, пытаясь воззвать к отцовским чувствам своего мужа. — Он хочет привлечь твое внимание, неужели не ясно. Он мечтает о том, что вы отправитесь в столицу, где и закажете этот меч.
— Миа, — прошуршали листы бумаг, — Как ты себе это представляешь? Чтобы я недели на две, а то и дольше, оставил Геновер ради того, чтобы угодить своему сыну на день рождения? Мэр этого города не может себе этого позволить, и ты прекрасно это знаешь. К тому же, у Ренсона в самом разгаре учеба, а я что-то не наблюдаю у него успехов в ней.
— Да дело же не в мече! — вспылила женщина. Раздался звук каблуков — Миа поднялась с кресла и стала мерять шагам кабинет. Ренсон замер, испугавшись того, что мать сейчас выйдет из кабинета и увидит его. —
— Поездка в Ваалар — это не немного.
— Ты невыносим, — Абрахан на это ничего не ответил, только усмехнулся. — Тогда я сама поеду.
— Езжай. Я не могу тебе запретить делать нашему сыну подарки, хоть и считаю это расточительством.
— Расточительство — это просиживать в кабинетах каждый день, и видеться с детьми лишь по несколько часов в неделю. Ты тратишь свою жизнь не на то.
— Миа, мы уже обсуждали это, и повторять наши ссоры я не собираюсь. Я трачу свою жизнь на то, что нужно. Именно благодаря долгим часам моей работы и ты, и дети ни в чем не нуждаются. Например, ты можешь позволить подарить Ренсону дорогущий меч, и он с Веей могут учиться в школе, что входит в пятерку лучших в нашей стране. Не обесценивай мой труд.
— Я его не обесцениваю, а хочу, чтобы ты виделся со своей семьей, а не с администрацией города. Этих жалких чинуш ты видишь чаще, чем нас. И ладно я! Я уже смирилась со своей ролью. Но дети такого не заслуживают. Ни Ренсон, ни Вея. Тем более Вея…
— Миа! — по голосу Абрахана можно было предположить, что он теряет терпение. — Может быть хватит? Что ты хочешь? Чтобы я сейчас же метнулся к детям, поднял их с постелей и мы, держась за руки, побежали играть в сад? Может, ты уже прекратишь романтизировать нашу жизнь? Я мэр этого города, у меня есть обязанности и работа, которую за меня никто не сделает. Может быть, ты тогда за меня поработаешь? Тогда я с радостью съезжу с Ренсоном за этим чертовым мечом. Хоть отдохну.
В комнате повисло молчание, которое давило на мальчика, но он продолжал стоять у косяка двери, прячась за стеной в тени.
— Распорядись, чтобы мне в банке выдали нужную сумму. Я возьму охрану и сама съезжу в Ваалар, — холодно произнесла Миа. Абрахан откликнулся таким же тоном:
— Конечно, дорогая.
Воспоминания промелькнули в сознании Имельды за несколько долгих мгновений, пока Ренсон обдумывал, как и что ответить. Их было много, но они все слились в поток чего-то бесформенного, обрывочного. И этот родительский разговор — единственное четкое воспоминание, что Имельда смогла осознать. В остальном, она поняла, что мальчик тонет в своем чувстве вины и одиночестве. У нее сжалось сердце от того, насколько она его понимала.
— Дом стоит через улицу от нашей. Там красная крыша и пустой палисадник. Обычное заброшенное здание. Сейчас так и вообще развалюха… — он уже куда аккуратнее высвободил свою руку из-под пальцев Имельды.
— Спасибо, — кивнула и поспешила покинуть его комнату.
***
Имельда с тяжелым сердцем вышла из комнаты. На ее лице залегли тени. Из кабинета вышел Абрахан, словно слушал и ждал, пока она выйдет. Хорошо, что еще не подслушивал у комнаты Ренсона, как его сын.
— О чем вы говорили? Что узнали? — девушка молчала, у нее горело горло, и голос мог подвести. Она не хотела этого показывать. Она быстро хромала дальше по коридору, но мужчина схватил ее за руку и развернул. — Я жду разъяснений!