Некровные узы
Шрифт:
И вдруг лопаты обо что-то ударяются.
— Гроб.
— Доставайте.
Я встаю с лавки и подхожу к выкопанной могиле. Мужчины снова переглядываются. Затем один из них прыгает в могилу и берет маленький деревянный гроб. Самый простой из возможных. Маленький ящик из деревянных досок.
Они поднимают его наверх.
— Что теперь?
— Открывайте.
Мужчины снова переглядываются. Берут какую-то металлическую штуку и пытаются открыть приколоченную гвоздями крышку. Она поддается очень быстро. Крышка отлетает в сторону.
— Закройте нос, — говорит
В этом нет надобности. Гроб пуст.
Глава 28
Детство
Инга
— Иди сюда, — Ваня лежит на диване в гостиной, а я сижу рядом. Он тянет меня за руку, и я со смехом плюхаюсь на него сверху. Иван отодвигается к спинке дивана так сильно, как может, чтобы я могла лечь рядом. Я все равно не помещаюсь, и тогда Ваня половиной своего тела ложится на меня сверху.
Мы целуемся. Медленно, глубоко и долго. Все свободное время мы только это и делаем — целуемся и занимаемся сексом. Ночи напролет. А потом еще утром сразу, как только звенит будильник. После этого идем вместе в душ, и там еще раз. Далее следует невыносимо долгий день на работе, когда мы вынуждены строить из себя начальника и подчиненную.
Зато после окончания рабочего дня мы уходим в отрыв. Сначала у нас где-нибудь свидание. Кино, или ужин в ресторане, или все вместе. После мы приезжаем домой и не отлипаем друг от друга.
Стоит ли говорить, как сильно я люблю Ваню? В русском языке слов не хватит, чтобы описать всю глубину моих к нему чувств. Я люблю его. Люблю, люблю, люблю. Но пока не говорю об этом. Хочу, чтобы Ваня первым мне признался.
Рука Ивана залезает под мою футболку, затем пальцы пробираются под лифчик и гладят грудь. Я очень возбуждена, и мне приходится приложить максимум усилий, чтобы разорвать поцелуй и убрать руку Вани со своего тела.
— У нас был уговор, — строго напоминаю.
Обреченно заскулив, Ваня падает лбом мне в шею и тут же целует тонкую чувствительную кожу. Я моментально покрываюсь мурашками, но быстро беру себя в руки и поворачиваюсь на бок, чтобы Ваня мог скатиться с меня на диван. Он тоже ложится на бок. Так мы наконец-то помещаемся на узком диване, но Иван все равно держит меня за спину, чтобы я не свалилась на пол. Мы вплотную друг к другу. Между нашими лицами минимальные сантиметры. Свет в комнате выключен, и в темноте наши чувства обострены.
— Спрашивай, — говорит.
Вчера я поняла, что мы с Ваней проводим вместе целые сутки, но при этом ничего друг о друге не знаем. Мы очень мало разговариваем. Потому что обычно нам не до разговоров. На работе мы работаем, в кино мы смотрим фильм, а дома мы занимаемся сексом. Я знаю о Ване только то, что о нем есть в открытых источниках. А он обо мне только то, что его мачеха — это моя биологическая мать.
— Расскажи мне про свое детство, — прошу.
Губы Вани трогает легкая ностальгическая улыбка.
— Мое детство было счастливым. Потому что в детстве была жива мама.
Ваня продолжает улыбаться,
— Почему она умерла?
— У нее нашли онкологию. Поздно обнаружили, поэтому шансов на выздоровление почти не было. Она умерла через полгода после того, как поставили диагноз.
— Тебе было десять лет? — помню, что такой Ванин возраст был указан в интернете.
— Да.
— Что было потом?
— Потом было мало хорошего. Отец с головой ушел в работу, ему стало не до меня. Авиакомпания стремительно развивалась, отец богател, а я чувствовал себя никому ненужным. У меня начался переходный возраст, я стал бунтовать. Делал все назло отцу. Ну а потом появилась Алла.
При упоминании о моей биологической матери, у меня неприятно сосет под ложечкой. Я никак не могу поверить Ване, что Алла хороший человек. У меня прям диссонанс. Особенно после того, как она приходила сюда на прошлой неделе и обвиняла меня в том, что я охомутала Ивана из-за денег.
— Она заменила тебе мать?
— В какой-то степени.
— Она всегда была добра к тебе?
— Да. Я тебе честно скажу: если бы не Алла, я бы скорее всего пошел по плохому пути.
— В каком смысле?
— Стал бы наркоманом или что-то в этом роде.
От удивления округляю глаза.
— Наркоманом? Ты?
Ваня и наркотики у меня совсем не вяжутся. Да Ваня даже не курит!
— Да. Я все делал назло отцу. И я пробовал наркотики в школе.
От такого признания в жилах кровь леденеет. Я молчу, почти перестав дышать.
— Алла откуда-то умеет распознавать наркоманов. Я был один дома, вышел в сад, сделал несколько затяжек марихуаны, как услышал, что открываются ворота. Косяк я сразу затоптал ногой в землю. Это приехали отец и Алла. Я опустил на глаза солнечные очки, вышел к ним, поздоровался. Отец вообще ничего не заметил, а Алла только взглянула на меня, как сразу поняла, что я под кайфом.
— И что было потом?
— Алла спасла меня от наркоты. И она ничего не рассказала отцу. Он до сих пор не знает, что я употреблял наркотики.
Возникает пауза. Такого откровения я от Вани не ожидала.
— Я никогда не называл Аллу мамой, — прерывает тишину. — Мне кажется, она этого хотела. А я не мог, мне казалось, это будет нечестно по отношению к моей родной маме. Но, знаешь, она действительно заменила мне мать. И она заслуживает того, чтобы я называл ее мамой. И я не могу поверить, что она бросила собственного ребенка в роддоме.
Неопределенно веду плечами.
— Может, это ошибка какая-то, — бормочу под нос, опустив глаза. На самом деле мне бы очень хотелось, чтобы это все оказалось чудовищной ошибкой. Меня передергивает от одной мысли, что в моих венах течет кровь Аллы. Я не хочу, чтобы эта женщина была моей матерью.
— Расскажи мне теперь о своем детстве, — просит.
Я улыбаюсь. Наверное, такой же ностальгической улыбкой, какая была у Вани, когда я попросила его рассказать про детство.
— У меня тоже было счастливое детство. Я была единственным поздним ребенком. Меня растили как маленькую принцессу.