Нектар любви

Имз Энн

— Поедем.

Шейн подал ей поводья и пошел за своей лошадью, которая была через два стойла.

Они вывели лошадей и сели верхом, Шейн отважился посмотреть Дженни прямо в глаза.

— Ты действительно хочешь прогуляться верхом?

Она твердо, без улыбки, взглянула на него.

— Посмотрим, там видно будет.

Они миновали загон и поднялись по белоснежной поверхности нераспаханного пологого склона. Бескрайняя равнина с разбросанными тут и там одиночными холмами и грядами покрытых

снегом гор на горизонте расстилалась перед ними. Гнедой, опустив голову, вдруг фыркнул так громко, что Дженни рассмеялась.

— Ну вот, так-то лучше, — сказал Шейн, но Дженни сделала вид, что не понимает, о чем это он, хотя все прекрасно поняла. Почему она была так холодна, чуть ли не враждебна к нему с самого начала, с самолета? Зачем? Чтобы держать его на безопасном расстоянии? Глупо. Глупо не радоваться такому чудному дню.

Она погладила гриву коня, прищурившись, посмотрела на ярко-синее небо. Бескрайние просторы сделали ее проблемы такими крошечными, несущественными, словно несколько еле заметных точек на свежепобеленной стене. Дома она изнывала от одиночества, а здесь, глядя, как горы на горизонте сходятся с бескрайним небом, чувствовала мир в душе, ощущала себя частью этой первозданной природы.

Шейн, тронув поводья, развернул лошадь и встал к Дженни лицом.

— Тебе не холодно?

Если ей и было холодно минуту назад, то сейчас ее бросило в жар. Она почувствовала прикосновение его уверенных пальцев с внутренней стороны шарфа.

— Эй, ты что делаешь?

Глаза их встретились.

— У тебя очень нежная кожа. А здесь с морозом шутки плохи. — Он обмотал ей шею шарфом, завязав узлом сзади, как ребенку, затем посмотрел ей в глаза своим особенным, проникающим взглядом. Она почувствовала себя обнаженной, открытой, без единого секрета. — Может быть, объявим перемирие на то время, пока ты здесь?

— Я и не знала, что мы в состоянии войны, — довольно резко ответила она и тотчас заметила на его лице разочарование. Он тронул поводья и стал разворачивать лошадь, но Дженни схватила его за куртку. — Хорошо. Мир?

Его взгляд повеселел.

— Хочешь посмотреть ферму Джоша? Это минут пятнадцать верхом, вон за тем холмом, — Шейн показал рукой на восток, туда, где у холма росли запорошенные снегом сосны.

— Хочу.

Они ехали друг за другом: Шейн — впереди, Дженни — за ним. Миллионы крошечных снежинок сверкали на солнце; с восторгом и умилением она любовалась этой красотой и не могла наглядеться.

За рекой, поодаль, милях в двух, виднелся дымок, поднимавшийся из трубы старого фермерского дома с огромным крытым крыльцом, рядом стоял накрытый брезентом трелевочный трактор.

Даже издалека дом Джоша казался теплым и уютным, расположившись, как птичье гнездо, между соснами и осинами, растущими по склонам двух холмов. Джойвел. Это место забил для себя Джо Мэлоун еще сто лет назад. На много миль вперед расстилались поля, и Дженни представила,

как летом здесь будут колоситься хлеба.

— Раньше эта земля принадлежала прадеду и прабабушке, они первые оказались тут, на западе. Потом прадед построил ранчо, а уж вслед за тем отец расширил его, сделал эти пристройки, сарайчики…

— Здесь очень красиво. Я понимаю, почему Джош так загорелся.

— А вот отец считает, что настоящий владелец ранчо совсем не должен заниматься сельским хозяйством. — Он, ухмыльнувшись, поправил свою широкополую шляпу.

— Ты по-прежнему цепляешься к Максу за то, что он живет по-своему. Пора бы тебе измениться.

— Тебе тоже пора измениться.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты могла бы подружиться с Баком, поговорить с ним о лекарственных растениях, которыми ты так увлеклась.

Дженни сделала круглые глаза.

— Ну, опять! Снова индейцы. Почему у нас любой разговор кончается индейцами?

Улыбка сошла с его лица, глаза сделались почти черными.

— Бак — это один человек, а не народ. Он для меня член семьи. Бак хороший человек. И мудрый. Много знает о жизни и о людях, может дать совет…

— Слушай, я обещала Билли слепить снежную бабу. — И она развернула коня так, чтобы не встречаться с Шейном глазами. Выглядеть виноватой ей не хотелось.

Он, ни слова не говоря, поехал за ней следом.

Дженни уже не замечала красоты пейзажа.

Глава третья

Ханна не ошиблась: в среду на кухне весь день кипела работа. Кроме завтрака, обеда и ужина Ханна и Дженни готовили праздничный стол к завтрашнему Дню Благодарения.

После ужина Дженни накрыла салфеткой готовое клюквенное желе в изящной формочке и стала искать место в холодильнике, куда бы его поставить; Ханна в это время возилась с индейкой, выщипывая последние перышки.

— Кажется, все выдернула. Как ты думаешь, нафаршировать успеем сегодня? Я вообще-то всегда это с вечера делала. — Она стала искать фольгу.

— Все так делают, но, может, лучше все-таки нафаршировать ее прямо перед тем, как ставить в печь? — Интересно, подумала Дженни, неужели Ханна хозяйничает в этой комнате больше сорока лет и ни у кого не спрашивает совета?

— Да, наверное, лучше перед тем, как в печь, — решила наконец Ханна, заворачивая тяжелую птицу в фольгу. — Так что, на этот раз, я вижу, ты собралась остаться, малышка? Мне очень не хватало тебя все это время, если сказать честно. Мои старые ноги уже не такие проворные, как раньше.

Дженни вопрос застал врасплох. В прошлый приезд и Макс предлагал ей остаться здесь насовсем. Наверное, она бы пришлась ко двору на ранчо. Работа намного легче и не такая нервная, как в ресторанном бизнесе. К тому же здесь она была бы рядом с Саванной и с теми, о ком приятно заботиться. Чего же думать? Да, но… Шейн.