Некуда
Шрифт:
Авторитет Белоярцева в Домерос и креп, как сказочный богатырь, не по дням, а по часам. Этого авторитета не признавали только Райнер и Лиза, видевшие Белоярцева насквозь, но они молчали, а он перед ними до поры до времени тоже помалчивал.
Второго общего собрания он ожидал с нетерпением. Община крепла, можно было показать заработки и поговорить о сбережениях. Чтобы оправдать свои соображения насчет близкой возможности доставлять членам союза не только одно полезное, но даже и приятное, Белоярцев один раз возвратился домой в сопровождении десяти человек, принесших за ним более двадцати вазонов разных экзотических растений, не дорогих,
Дамы без конца благодарили за этот любезный сюрприз, и Белоярцев прелюбезно устранял от себя эти благодарности.
А между тем наступила шестая декада, и в восемь часов вечера начали сходиться граждане.
Заседание шестой декады началось очень оживленно.
Райнер приехал в Домчаса за два до сбора граждан и привез с собою редкость, китайца Фи-ю-фи, с которым он был знаком, живя в Англии. Китаец был человек весьма молодой и любознательный: он прожил около двух лет в Европе, объяснялся немного по-английски, много видел и теперь возвращался домой через Россию. Отличительною чертою характера Фи-ю-фи было то, что он никогда ничему не удивлялся или по крайней мере весьма тщательно скрывал свое удивление и любил для всех чудес европейской цивилизации отыскивать подобия в китайской жизни. Он был консерватор и пессимист. Он не верил ни в какие реформы, считал все существующее на земле зло необходимым явлением своего времени и хотя не отвергал какого-то прогресса, но ожидал его не от людей, а от времени, и людям давал во времени только пассивное значение. Райнер, познакомясь с Фи-ю-фи, часто беседовал с ним об учреждениях поднебесной империи и указывал ему на поражающую нищету бедного китайского населения; Фи-ю-фи указывал Райнеру на то же самое в Англии, Италии и других местах цивилизованной Европы. Райнер показывал ему Poor Union [74] в Борнете, – Фи-ю-фи нашел, что это для него вовсе не ново. Райнер разъяснял ему трактаты об экономических реформах, – китаец и к ним относился совершенно равнодушно.
74
Букв.: Союз бедняков (англ.).
– Да, говорят, говорят, – отвечал он, но только.
Встретясь с этим азиатским экземпляром в Петербурге, Райнер сделался его чичероне и привез его, между прочим, в качестве редкого посетителя в Дом, предупредив, что здесь будут жить так, как он читал в некоторых трактатах.
Китаец очень рад был видеть все, что имело для него какую-нибудь новизну.
Важно расшаркиваясь и внимательно, с крайнею осторожностью осматриваясь во все стороны, он вступил за Райнером в ДомСогласия. Они застали всех граждан Домав зале, беседующими о труде. Белоярцев встал при входе необычайного посетителя и приветствовал его с тонкостью образованного европейца и с любезностью фермера, приготовляющегося удивить посетителя своим стадом тонкорунных овец.
– Это жрец? – спросил китаец Райнера.
Райнер объяснил ему, что такое Белоярцев и женщины, которых они видят за столом.
Китаец мотнул головой, Райнер стал объяснять ему порядки Дома; китаец опять мотнул головою.
– Это Фо; это значит, они принадлежат к религии Фо, – говорил он Райнеру тоном глубочайшего убеждения.
– Что он говорит? –
Райнер перевел ей это замечание.
– Странно! Он глуп, верно, – произнесла Бертольди.
– Вы ему разъясните, что это не все мы здесь, что у нас есть свои люди и в других местах.
– Да, это как Фо, – говорил китаец, выслушав объяснения Райнера. – Фовсе живут в кумирнях, и их поклонники тоже приходят. Они вместе работают: это я знаю. Это у всех Фо.
– Вы расскажите, что мы это разовьем, что у нас будут и удобства. Вот цветы уже у нас.
– Вот этот человек сюда цветы принес, – говорил Райнер китайцу.
– Да, это всё как у Фо; Фовсегда вместе живут и цветы приносят.
– Что за пошляк! – отозвалась Бертольди, допытавшись у Райнера, о чем говорит китаец.
Между тем собрались граждане. Собрание было больше прежнего. Явилось несколько новых граждан и одна новая гражданка Чулкова, которая говорила, что она не намерена себе ни в чем отказывать; что она раз встретила в Летнем саду человека, который ей понравился, и прямо сказала ему:
– Не хотите ли быть со мною знакомым?
– Это так и следовало, – сказал ей тихонько Белоярцев.
Чтение отчета за вторые три декады началось в девять часов вечера и шло довольно беспорядочно. Прихожие граждане развлекались разговорами и плохо слушали отчет Дома. Резюме отчета было то же, что и в первый раз: расходов приходилось по двадцати семи рублей на человека; уплатили свои деньги Белоярцев, Прорвич, Лиза и Каверина. Прочие хотя и имели кое-какой заработок, но должны были употребить его на покрытие других нужд своих и в уплату ничего представить не могли. – Белоярцев утешался и снова повторял об ожидаемых сбережениях и об удобствах, которые с помощию их станут возможны для ассоциации. Многие, однако, чуяли, что это вздор и что никаких сбережений не будет.
Заседание кончилось довольно рано и довольно скучно. Гости стали расходиться в одиннадцатом часу, торопясь каждый уйти к своему дому. Китаец встал и захлопал глазами.
– Это когда же начнется? – спросил он тихонько Райнера.
– Что такое когда начнется?
– Театр.
– Театр! Какой театр?
– Разве не будет театра?
Райнер встал и потащил с собою своего азиатского друга, ожидавшего все время театрального представления.
Представление началось вскоре, но без посторонних зрителей.
– Сколько стоят эти цветы? – спросила Лиза Белоярцева, когда он возвратился, проводив до передней последнего гостя.
– Что-то около шестнадцати рублей, Лизавета Егоровна.
– Как же вы смели опять позволить себе такое самоволие! Зачем вы купили эти цветы?
– Господи боже мой! сколько вы времени видите здесь эти цветы, и вдруг такой букет, – отвечал обиженным тоном Белоярцев.
– Я вас спрашиваю, как вы смели их купить на общественный счет?
– Да отчего же вы ничего не говорили прежде? Ведь это, Лизавета Егоровна, странно: так жить нельзя.
– И так нельзя, нельзя, – отвечала запальчиво Лиза. – Mesdames! Вас не оскорбляет этот поступок? Вспомните, что это второй раз господин Белоярцев делает что хочет.
– Ведь он подарил эти цветы? – вмешалась Ступина.
– Вы подарили эти цветы? Ваши они, наконец, или общие? Надеюсь, общие, если вы записали их в отчет? Да? Ну, говорите же… Ах, как вы жалки, смешны и… гадки, Белоярцев, – произнесла с неописуемым презрением Лиза и, встав из-за стола, пошла к двери.