Некурортный роман

Комарова Юлия

Но Вик Саныч вчера сказал Зое, что у нас ничего такого нет. И правильно. Нельзя. Табу.

Глава 2

Революционер Христос

Следующий экзамен был по древнеанглийскому. Мне нравятся древние языки – своей простотой и ясностью. Они как бы каркас, на который потом нарастает всякое, как ракушки на дно корабля, как проза на поэтические строчки. Вот Евангелие – когда его читаешь на древних языках, то понимаешь, что это поэма.

Мне надо было перевести кусочек из Евангелия – тот,

где Христос говорит прокажённому: «Хочу, очистись!» И это были вообще первые в моей жизни слова Писания. Странно, конечно. У нас было множество альбомов с живописью, а там же что ни сюжет, то библейский, и я всё это знала, но воспринимала на каком-то другом уровне, как часть культуры. А здесь, в этом кусочке текста, я почувствовала саму жизнь, что-то такое простое и понятное, зарисовку с натуры. По коже пробежали мурашки. Что это вообще такое? Почему я не знала этого до сих пор?

Я пришла в общагу и начала спрашивать, нет ли у кого полного текста Евангелия почитать. И уже вечером мне принесли томик в мягкой обложке – дорожное Евангелие. Кажется, протестантское. Я тогда не разбиралась в нюансах, просто читала. И делилась с девчонками, зачитывала целые куски.

– Да он же революционер самый настоящий! Вы только послушайте, что он говорит!

Девчонки смеялись:

– Скорее он хиппарь. Ходит босиком и ночует, где придётся.

– И волосы ниже плеч. Точно хиппи!

Но потом Оля сказала:

– Я тоже думаю, что это честная история. В том смысле, что Христос правда был. Вот я в прошлом году в Эстонию ездила, мы целый день гуляли по Таллину, а там и католические храмы есть, и русские. Мне в костёле – вот честно – было красиво, но не очень уютно. Пусто как-то. И орган этот такой, знаете, сверху вниз на тебя смотрит. А потом мы зашли в русскую церковь, и будто домой попали – так хорошо, так тепло. Пели там красиво, как у Блока: девушка пела в церковном хоре… Помните? Я аж разревелась. И вот чего, спрашивается? Не знаю. Уж очень мне было хорошо.

– А вы знаете, что у русистов какой-то поп ведёт факультатив про религию? Твой, Лен, севастопольский. Приезжает раз в неделю, кажется. Или два? Можно сходить, послушать, только узнать время. Ладно, девчонки, давайте спать.

Но я не могла заснуть. С этим надо было что-то делать, с кем-то поделиться. Я пошла на кухню и нашла там наших мальчишек – по ночам они регулярно жарили картошку. Почему-то они не прониклись. Тогда я села в холле и начала читать с начала.

Проснулась я от холода – холл продувало с лестницы. За башней общаги начинались старые одноэтажные домики, занесённые новым снегом, с дымками над трубами и белыми звёздами на небе. Какая-то аномально снежная зима. Второй снегопад за две недели.

Луна тоже была большая и белая. Опять монохром. Палитра зимы. Я вообще-то не люблю зиму. Мне холодно и неуютно. И не хватает красок – вот, я поняла! Зима слишком экономно расходует ресурсы. Скупердяйка. Я нырнула в постель и зарылась с головой под одеяло, поджала ноги – бррр, ледышки. Теперь не засну, пока не согрею их. Надо бы надеть носки, но где теперь их найдёшь. Начнешь искать – разбудишь девчонок.

Мы с Олей уже три года вместе живём, а с Анькой два. Оля с самого начала произвела на меня впечатление чего-то нежного и воздушного – даже

голос у неё был тихий и аккуратный, без лишних тонов. Мне кажется, таких девушек называли раньше тургеневскими. В своих суждениях Оля очень осторожна, она ни за что не станет выносить приговор и судить кого-то строго, даже по законам военного времени, если ей придётся жить в таких условиях.

Аня – совсем другая: она будто вся состоит из углов и конечностей: длинные руки и ноги, острые коленки и локти, острый прямой нос. Когда она смотрит на тебя своими чёрными глазами, ты чувствуешь, что она видит тебя насквозь. И обязательно скажет тебе, что она думает. Без обиняков.

А в самом начале я сдуру поселилась с севастопольскими, а потом с ними разругалась и перешла к Ольке. Разругались смешно – из-за расчёски. Там одна из девчонок всё время свою расчёску с волосами на столе оставляла – прямо там, где я ем. Бесило это страшно, но я, вместо того чтобы сразу сказать, молчала и терпела, как партизанка Лиза Чайкина, а потом взорвалась и наорала на неё. Хлопнула дверью и ушла. С вещами.

Сейчас думаю, что не это было причиной. Это был повод. А причина та, что мы не подходили друг другу по характеру – они были девчонки слишком правильные, нацеленные на учёбу. А мне хотелось и учиться, и жить одновременно. Жить – в смысле, интересно жить. Ну и дружба – это же почти то же самое, что любовь. Сердцу не прикажешь. Олю и Аню я просто люблю.

Вместе мы ходили на новые и старые фильмы – в Симфе был ретро-кинотеатр, на лекции экстрасенсов – их развелось просто видимо-невидимо. Мы изучали свои гороскопы и натальные карты, нумерологию и хиромантию. Даже камасутру нам кто-то притащил на одну ночь и мы с удивлением и восторгом рассматривали причудливые позы. А всё потому, что нам хотелось узнать про себя что-то важное, глубинное. Прочитать по руке, вычислить по дате рождения, разгадать по звёздам.

Кто мы? Почему такие? Чем отличаемся от других? Это было самое важное. Гороскопы не врали. И линии на руке предвещали долгую жизнь и соединялись с линией любви. А ещё был гороскоп друидов. «Я дерево, моя листва в облаках…» Красиво.

«Tristia»

Домой я ехала на автобусе – электричку пропустила. Сдавала языкознание, задержалась. А Вик Саныч мне автоматом поставил четвёрку. Я сначала подумала, что можно было попытаться на пятёрку сдать, а потом не захотела. Опять с ним встречаться. Нет. Табу.

В автобусе познакомилась с Максом. Он тоже домой ехал после экзаменов – из художественного училища. Смешно. Максим – это же большой. А он моего роста, не богатырь вовсе, но с бородкой. Похож на фавна с какой-то картины. Весёлый такой, жизнерадостный. Сначала меня это насторожило: знаю я этих жизнерадостных. Всю дорогу рассказывал какие-то смешные истории про художников. И к концу маршрута я расслабилась. Вроде нормальный парень. Договорились с ним встретиться.

У Паши завтра день рождения, гости. Я всё думала, как лучше – остаться или забрать вещи и перебраться на Гоголя. И тут Макс подвернулся. Предложила ему мне помочь, сумки перевезти. Он согласился. А потом погуляем. Или посидим у меня. Смотря по погоде.