Некурортный роман
Шрифт:
Но самое главное: я поняла, что с Максом мне скучно. Он совсем не читал того, что мне хотелось бы обсудить. А про живопись или чем там он занимается, у него только смешные рассказы из жизни художников. Я, конечно, люблю посмеяться, но не до такой же степени.
Ночью я опять пишу стихи.
«На паруснике"
А мы – не мы,
немые, потому что
нам рот забили просолённым кляпом -
норд-остом.
И мы пьяны.
Нам в рот залили свежий
норд-ост. И вот теперь мы веселимся:
несёмся на летучем гребне жизни
грохочущей волны и всё сметаем.
Мы слепы, потому что крепкий ветер
нам завязал глаза:
хотим смотреть – не можем.
Но силу ветра впитываем кожей
и знаем, что одно лишь есть движенье -
вперёд!
А в Симфе мы встретились с девчонками в общаге и стали придумывать, что можно сделать у меня на квартире в будущие выходные. Например, вечеринку! Девчонки начали обсуждать "что-нибудь тематическое", а потом просто танцевать под чей-то соседский магнитофон, включенный на полную катушку.
Оля с Аней высокие и, что называется, статные, только Оля блондинка с волнистыми волосами, а Анька чёрненькая, как я, но кудрявая. Я на их фоне смотрелась мелкой пигалицей. Впрочем, я на фоне любого нормального человека так смотрюсь. Ниже меня на факультете только Маська – маленькая, но буйная.
С ней мы познакомились смешно. Она с самого нашего поступления регулярно каждый воскресный вечер обходила все (или не все?) комнаты в общаге и спрашивала, кто что привёз из дома. Меня восхищала её непосредственность. Нет, это была не наглость, а именно совершенно детское какое-то любопытство – любопытство ребёнка, у которого не было дома, не было заботливых родителей, но которому очень хотелось ко всему этому приобщиться, хотя бы через вот эти домашние котлетки или блинчики, которые мы регулярно тащили из дома, и при этом, глупые, ворчали, что нам тяжело. А родители старались запихнуть нам в сумки как можно больше:
– Ты же не одна будешь есть! С девчонками поделись!
Мася жила в общаге и почти никогда не уезжала домой, даже на каникулы, однако при всей своей заброшенности, не производила впечатления человека страдающего или сломленного обстоятельствами. Наоборот, более весёлой и жизнерадостной девчонки я в жизни не встречала. Мася была хохотушкой и выдумщицей. И при этом училась она отлично. И училась по-настоящему, старательно. Я всё время удивлялась сочетанию этой немыслимой работоспособности с удивительным легкомыслием, пока не сообразила, что нет там никакого легкомыслия. Это просто защитная маска, такой вот чехол сверху, который закрывает всё ранимое и нежное в её душе. Так бывает.
Мася была из тех, кто никогда не пройдёт мимо и обязательно поучаствует в любой движухе. Вот и сейчас, едва заслышав наши крики и топот, она ворвалась к нам в комнату, распахнув дверь, и деловито поинтересовалась:
– Что празднуем?
И разочарованно уселась есть блинчики с мясом, рассуждая о том, что домашний торт, конечно, гораздо вкуснее магазинного.
– Хватит есть на ночь, Мася, это не полезно для фигуры!
– Я вас умоляю! Моей идеальной фигуре при такой умственной деятельности вообще ничего не грозит! Вы знаете, сколько калорий сжигается, когда я учу грамматику?!
– А чего там учить? Там же всё интуитивно можно ставить на квизах, только потом обосновать, да и всё.
– Так вот чтобы обосновать, учить и надо! – Мася даже подняла вверх свою руку с вилкой в назидетельном жесте. С вилки на стол упал кусочек блинчика. Мася аккуратно подобрала его и съела.
– Очень вкусно. Ну всё, спасибо, засиделась я у вас. Спокойной ночи, девочки! Не хулиганьте тут без меня!
Домашка
На домашнем чтении читаю «Винни-Пуха» Милна. Взяла его потому, если честно, что это лёгкое чтение, а мне надо было быстро набрать объём. Но как же это прекрасно: весело, красиво! Такой обалденный тонкий юмор, мягкое подтрунивание над самим собой. А песенки какие классные, невозможно же удержаться и не перевести на русский.
Забавна мыслишка,
что мёд любит мишка.
Жу-жу-жу,
Зачем? Не скажу.
Забавная мысль: был бы Мишка Пчелой,
он строил бы дом на траве луговой.
И если бы Пчелка была бы Медведь,
тогда не пришлось бы ей в ветках пыхтеть!
Домашка – это совершенно гениальное изобретение! Я столько всего перечитала благодаря ей!
Например, «Под стеклянным колпаком» Сильвии Платт. Про неё у нас мало кто знает, а между тем она потрясающе мощная писательница и поэтесса! Вот вроде бы банальный рассказ о собственном опыте нервного срыва на почве перегрузок и любовных страданий, а она так рассказывает об этом, что мороз по коже!
Я потом взялась переводить её стихи и нашла на английском в аудиозаписи её интервью радиожурналисту Орру, записанное буквально за неделю до смерти. Перевела. И как же классно она посетовала, что в стихах про зубную щётку не напишешь, только в прозе. А ведь и правда – мне иногда так и хочется написать про зубную щётку! И после этого интервью я старательно пробую.
Вот я думаю о том, что у неё остались двое детей, мальчик и девочка. И мальчик тоже потом совершил попытку самоубийства. Почему? Это что, по наследству передаётся? И как так может быть плохо человеку, что совсем не хочется жить? Не хочется узнать, что там дальше.
Мне почему-то кажется, что дальше должно быть всё лучше, всё интересней. Мы с девчонками недавно это обсуждали. Оля говорит, что представляет меня известной писательницей, поэтессой. А Аньку почему-то видит так: она идёт беременная по улице рядом с мужем, и ведёт малыша за руку, а у мужа на шее ещё один ребёнок. А я смотрела на Аньку и не могла себе этого представить. Трое детей! С ума сойти, это же так много!
У Плат, кстати, есть стихи и про материнство – «Утренняя песня». Чудовищная – правда: