Нелегал из Кенигсберга
Шрифт:
Ладно… Это все шкурные интересы. Главное — передать, а там видно будет. Как говаривал бравый солдат Швейк: «Пусть будет, как будет, ведь как-нибудь да будет, ведь никогда не было, чтобы никак не было!» Или как повторял дед при сложном выборе: «Бог не без милости, казак не без удачи!»
Вейге надо будет сообщить, что его переводят к новому месту службы. А там — война, и никаких вопросов.
Но неужели война? Неужели Гитлер решится воевать на два фронта? Правда, никакого фронта в Европе нет. Есть Англия, загнанная на свой остров, как крыса в угол. Бои идут где-то в Северной Африки да на морях. А вот в Европе руки у Гитлера практически развязаны… Понимают ли это в Москве? Наверняка
Лунь бродил по варшавскому вокзалу, как сомнамбула. Надо было на что-то решаться. Вдруг накатило сомнение: а нужна ли вся эта суета? Ведь если эта дата известна всего-навсего капитану люфтваффе, наверняка берлинская агентура выведала ее у более высокопоставленных фигурантов. Лунь почти согласился с этим выводом и даже успокоился. Он вернулся к Вейге, но какой-то червячок тревожно точил душу. Вейга тоже встревожилась:
— Что случилось? На тебе лица нет!
— Встретил сослуживца. Он сказал, что всех отзывают из отпусков. Надвигаются серьезные дела…
— Ты что-то скрываешь от меня…
— Нет. Будет еще одна война. Здесь, на востоке. Тебе надо немедленно увозить маму в Мемель! Здесь будет опасно.
— И тебе тоже надо срочно возвращаться?
— Да, но сначала я провожу тебя к маме.
Вейга расстроилась, но не раскисла.
— Я вернусь вместе с тобой. Мы соберем маму в один день и уедем все вместе.
— Посмотрим, как пойдет дальше… — сказал Лунь.
Пассажирские поезда на восток от Варшавы ходили только до Седльце. Дальше к границе продвигались одни воинские эшелоны. В Седльце, на вокзале, забитом военными, их встретил старший брат Вейги, Казик Заритовски, бывший улан-хорунжий, а ныне малый без определенных занятий. Казик носил фамилию матери, а Вейга — отца. Но оба они были очень похожи, как близнецы.
Со слов Вейги Лунь знал, что Казик числился в списке «живых торпед», и за ним охотилось гестапо, как охотилось оно и на всех остальных, кто пожелал быть живыми торпедами для польского военно-морского флота. Перед самым началом Второй мировой военное ведомство, осознав малосильность польского флота в сравнении с его вероятными противниками — германским кригсмарине и советским Краснознаменным Балтийским флотом, объявило набор добровольцев в отряд «человекоуправляемых торпед». Свыше полутораста молодых патриотов, в том числе и девушек, записались в него; подал заявление и хорунжий Казимир Заритовский. Все они были готовы пожертвовать жизнью ради независимости Польши, то есть направить свои «живые торпеды» на вражеские корабли. Однако приобрести такую подводную технику министерство обороны не успело. А списки добровольцев попали после сентября 1939 года в руки гестапо…
Казик отобрал у них оба чемодана и понес сам, радуясь долгожданным гостям, июньскому солнцу и своей силе. Лунь пытался вернуть себе свою ношу, но Казик так и не отдал чемодан до самого дома. Хорошо, что он был не так далеко от вокзала. Вейгина мама, совсем еще не старая женщина, встретила их у калитки в палисадник, обняла дочь, потом зятя. И вскоре в доме под черепичной крышей и кронами лип собралась вся седлецкая родня. Всем было интересно взглянуть на избранника Вейги, так что застолье очень напоминала свадьбу, разве что невеста была в дорожном наряде, да и жених тоже. Лунь смотрел на них с некоторым угрызением совести: скольких же людей он подставит, если гестапо его однажды раскроет… Однако гостям он, судя по всему, понравился несмотря на «немецкое» происхождение. Разошлись поздно, молодоженам отвели место для ночлега в бывшей девичьей комнате Вейги, приспособленной теперь
— Мне пора уходить! Вейге я сказал, что нас отправляют на запад, но на самом деле я должен ехать на восток…
Не проснувшийся толком свояк молча кивал головой.
— Я не хочу ее пугать, поэтому скажи ей, что меня срочно вызвали в часть. И передай ей эту записку.
— Тебя проводить?
— Спасибо. Доберусь сам.
Они обнялись и распрощались. Дом спал. Спала и улица, ведущая к вокзалу. Лишь на станции, несмотря на ранний час, кипела жизнь: с каменной рампы — грузовой площадки — заезжали на платформы танки. Солдаты закрепляли их гусеницы проволокой. Пушки танков смотрели в сторону восточной границы. Лунь скорее по привычке, чем для дела, от которого его отлучили, пересчитал количество платформ и запомнил значок дивизии на башне. За платформами шли несколько вагонов для самих танкистов.
— До Тересполя довезете? — спросил он высокого рыжего штаб-фельдфебеля, стоявшего у вагонной подножки с сигаретой.
— Дорого будет стоить…
— Сколько?
— Три пачки сигарет.
— У меня только одна.
— Давай одну. И занимай место, скоро поедем, — рыжий щедро поделился сигаретой. — Отстал от своих?
— Отпустили на денек к жене.
— Повезло. А моя женушка сама ко мне приезжает.
— Тоже неплохо.
В вагоне, битком набитом солдатами, Лунь пристроился в уголке, рядом с рыжим штаб-фельдфебелем, и поскольку ночь была испорчена, попытался уснуть, слегка вытянув ноги и откинув голову. Вольно или невольно, он прислушивался к солдатским разговорам, стараясь понять, знают ли эти парни, куда и на что едут?
Похоже, что не знали. Кто-то всерьез талдычил про Индию, где можно заразиться всякими страшными лихорадками.
— Ты думаешь, Сталин, в самом деле пропустит нас через свою территорию?
— Куда он денется, если мы въедем на танках!
— И ты надеешься всерьез добраться до Индии на танках?
— А железные дороги на что?
— Разве у Сталина есть железная дорога на Индию?
— Дурак. А Иран на что? Вон, смотри, Отто уже «Камасутру» изучает! К встрече с индианками готовится.
— Идиоты! — огрызнулся Отто. — Это «Евангелие».
— Думаешь, поможет?
— Тебе-то уж точно нет.
Часа через полтора эшелон с танками прибыл в Тересполь, последнюю перед границей станцию. Поодаль, на запасных путях, стояли два бронепоезда. Лунь попрощался с рыжим попутчиком и поспешил в город. Собственно, это было всего лишь местечко, некогда примыкавшее к Бресту, почти как заречный городской район. Теперь оно было отрезано от города пограничным Бугом и наводнено войсками всех родов оружия.
В светлеющем предрассветном сумраке Лунь увидел, как с ревом и лязгом съезжает с грузовой рампы на трейлерные многоколесные тележки странная гусеничная машина, похожая на бетономешалку. За ней следовал небольшой подъемный кран, тоже на гусеничном ходу… И еще один. Сначала он подумал, что это саперные машины, строительная техника… Видимо, будут строить какие-то укрепления. Вон и крытые грузовики выстраиваются за тяжеловозами в колонну… Но пригляделся — и похолодел: то, что он принимал за «бетономешалку», оказалось толстенной бочкообразной гаубицей с зачехленным жерлом, а кран — это снарядоподъемник, в грузовиках же должны были быть уложены сами снаряды чудовищного калибра! Об этих сверхмощных орудиях он только слышал краем уха — осадные гаубицы типа «Карл».