Нелегал из Кенигсберга
Шрифт:
— Ну, докладывайте, что у вас тут творится! — перешел Сандалов на официальный тон.
— С пяти утра держим оборону на рубеже Немирув-Волчин. Севернее Волчина нас поддерживает 31-й легкий артполк. Непосредственно в боевых порядках полка — орудия 121-го противотанкового дивизиона. Точными сведениями о противнике не располагаем. Но судя по всему, против нас действует не меньше пехотной дивизии. Наши потери: сто двадцать два убитых, полсотни тяжелораненых, многие легкораненые остаются в строю. Крайне необходима тяжелая артиллерия для контрбатарейной борьбы, и, конечно же, авиационное прикрытие. Острая
— Учтем. Чем сможем — поможем, — неопределенно пообещал полковник. — С авиацией крайне сложно. Почти все истребители брошены на перехват бомбардировщиков. Держитесь! Подбросим вам танки из Пружан.
Огневой налет приутих, и Сандалов в бинокль осмотрел предполье полка. В недалеком сосняке располагались немцы, но они ничем себя не выдавали: окопов не рыли, огня не вели, готовились к новому броску. Накрыть бы этот перелесок из шестидюймовок или хотя бы одной эскадрильей! Но об этом приходилось только мечтать.
Сандалов не стал говорить Нищенкову, что в полосе дивизии действует целый немецкий корпус в составе трех пехотных дивизий со средствами усиления. Что толку от того, что майор узнает о том, что противник превосходит его полк втрое, если не вчетверо. У страха глаза велики. Но страха в глазах красноармейцев Сандалов не замечал. В воспаленных от бессонницы, зноя, пыли глазах читалась только безмерная усталость. Многие, прикорнув где придется, спали, уходя от страшной действительности, как от черного сна, в сны мирные, сладкие… Их не будил даже истошный вой подлетающих мин. Узкоглазый боец в гимнастерке без подворотничка приседал при каждом ближнем разрыве, сжимаясь в калачик. Воистину, шайтан перенес его из родного кишлака и бросил в этот окоп, вырытый в польской земле, под град немецких мин. А чем он еще мог объяснить себе в свои двадцать лет такую разительную перемену в жизни? Каким чужим и враждебным кажется ему все вокруг? Сандалову вдруг стало жалко его, и он легонько потрепал парня по худому мальчишечьему плечу:
— Ну, что загрустил, батыр?! В Ташкенте сейчас тоже жарко. Немца боишься?
Красноармеец понял только одно, что большому «курбаши» от него что-то нужно, и он старательно округлял щелки глаз, пытаясь понять, что от него хотят.
— Он русска не панимаит, — ответил вместо него такой же смуглый сержант. И быстро спросил бойца что-то на своем языке. Боец смущенно улыбнулся и что-то сказал.
— Он немца не баитса, — перевел сержант. — Беркут-шайтан баитса.
— Скажу ему, что на беркут-шайтаны есть другие беркуты с красными звездами. И они разнесут их так, что только перья полетят.
— Беркутлар кизил юлдузлар, — затараторил сержант, — билан немисларга оид беркут-шайтан.
Парень согласно закивал:
— Яхши, яхши!
Сандалов посмотрел на часы: пора было возвращаться.
— Какие будут указания, товарищ полковник? — понял смысл жеста майор Нищенков.
— Держаться, держаться и держаться! — сандалов крепко пожал руку майору. — Держись, Константин Борисович, сколько сможешь. Скоро танки подойдут.
Судьба майора К.Б. Нищенкова печальна. После разгрома своего полка и всей дивизии он ушел в леса. Возглавил партизанский отряд имени Кирова.
В 1943 году из-за линии фронта был переброшен командир спецотряда полковник Линьков,
Сандалов не мог не заметить, что если в мирное время на визит командира такого ранга, как начальник штаба армии, подчиненные смотрели с опаской, то теперь, в боевой обстановке, они взирают на него с радостью. Одним своим присутствием он вселял надежду, что высокое начальство обо всем знает и скоро изменит все к лучшему.
До Вульки-Пузецкой добирались где ползком, где перебежками. У покинутого штабом здания их поджидала верная застоявшаяся «эмка». Через четверть часа Сандалов благополучно вернулся в Высоко-Литовск. Там его поджидали сразу две новости: одна — в виде простоволосого сельского священника в рваном подряснике, другая — в облике бравого старшего лейтенанта в летнем танкошлеме.
— Вот послушайте, как немцы прорвали наш левый фланг, — Васильев кивнул на старика. — Повтори, батя, что ты нам рассказал.
Батюшка, немолодой, худоскулый, пригладил редкие власы и положил руки на наперсный крест. Он старательно подбирал русские слова, путая их с польскими и белорусскими.
— Дык як раницай немцы у сяло прыйшли, так всих жыхаров согнали у статак, в стадо. И мяне наперадзе паставили, як казла на забой. Так и павяли на забой. На ваши окопы пагнали, а сами за спины наши схавалися. Так и пайшли. Ну, по жанчынам и дзецям, по старикам ваши хлопцы страляць не стали. Немцы падышли ближэй ды в атаку кинулися, а мы все попадали на зямлю, каб пули не попали. Зверы — и то так не робят. Прабач, Господзи!
Старик осенил себя крестным знамением.
— Вот, сволочи, живой щит впереди поставили! — не удержался комдив. — Ну, как с такими воевать? Варвары двадцатого века!
— Рассказ бати записать, — глянул Сандалов в сторону комиссара дивизии. — И в газету. Чтобы все знали. Ясно?
— Так точно! В окружную газету, виноват, во фронтовую газету пошлем.
— А откуда у нас танкисты?
— Старший лейтенант Хромов. — Представился танкист. — Прибыл делегатом связи от 30-й дивизии.
— Вот это ты молодец, что прибыл! Давай рассказывай.
Старший лейтенант покосился на священника, тот все понял и быстро удалился.
— Товарищ полковник, дивизия поднята по тревоге. Подверглась удару авиации противника. Есть потери — до десяти машин. В настоящее время выдвигается в назначенный район Видомля — Высокое. Но, по данным разведки, немцы уже захватили Видомль и движутся в Пружаны навстречу нашей дивизии.
Сандалов расправил вынутую из планшетки карту. Васильев встал рядом, заглядывая через плечо.
— Направьте два батальона с противотанковой батареей на рубеж Волчин — Видомль. Пусть закроют разрыв между вашей дивизией и танковой. Заодно поможете Богданову контратаковать противника. Я сейчас поеду именно туда.
Делегат связи сделал шаг вперед:
— Товарищ полковник, на Видомль надо добираться в объезд — через Каменец. Иначе напоретесь на противника.
— Ну, вот и хорошо, — усмехнулся Сандалов. — Двинемся вместе, на вашем танке. Я ведь в некотором роде тоже танкист — служил когда-то начальником штаба в механизированном полку. Так что тряхну стариной! А «эмки» пусть идут на Жабинку в объезд.