Нелегал из Кенигсберга
Шрифт:
«Ну, попрыгай там теперь сам!» — Сандалов до боли в пальцах сжал кулаки.
— Быстрее, быстрее! Шевелись! — подгонял он штабистов, которые и без того суетились возле машин, перебрасывая через борта железные ящики. А опереточная песенка навязчиво вертелась в мозгу:
Повторяем:Неровен час — прилетят снова. И как быстро и точно накрыли они штаб!
Кто-то навел? Разумеется, в Кобрине действовала немецкая агентура, но и без них летчикам помог надежный ориентир — футбольное поле, чей овал почти упирался в здание штаба. План бывшего польского военного городка, в котором расположилось управление армии и некоторые части, наверняка попал в руки немцев после падения Варшавы и захвата архива военного министерства. Легко было догадаться, что штаб 4-й армии разместится не в казарме, а именно там, где был штаб польской дивизии.
Лишь в половине шестого утра, спустя два часа после налета, Сандалову удалось подойти к дому.
Пока из руин вытаскивали тела погибших политработников, пока с удвоенной энергией загружали штабные машины, Сандалов бросился посмотреть, что стало с жилыми коттеджами. Навстречу ему выбежала с почти безумными от горя глазами жена командарма — Нина Коробова.
— Занку мою не видели?! — вскрикнула она на рыдающей ноте и, не дожидаясь ответа, — по одному только виду полковника поняла, что не видел он ее дочери, — бросилась дальше. Сандалов даже не успел спросить ее о своих.
Дом, где оставались Лиза с Танюшей и Александрой Варсонофьевной, военная фортуна, увы, не пощадила. У Сандалова защемило сердце, когда он увидел закопченные стены с черными глазницами окон, проваленную крышу, сорванные двери, перебитую лестницу…
— Ваши живы! — крикнула ему какая-то женщина. — Они там, за КПП!
Но за воротами городка полковник своих не нашел. Жены командиров и ребятишки толпились в кустах между шоссе и Мухавцом. С осунувшимися, заплаканными лицами все они были одеты наспех, в руках держали не чемоданы, а узелочки. Стал расспрашивать соседок.
— Елизавете Павловне с дочкой и бабушкой удалось сесть на какую-то грузовую попутку, — сказала одна из женщин. — Уехали в чем были. Только сверточек с едой успели захватить!
— А с ними и семья полковника Белова, — заговорила другая. — Машина ушла, говорили, в Барановичи.
— А нам-то что делать? — заговорили все разом. — А когда за нами машину пришлют?!
Полковник потупил глаза. Конечно, всех нужно немедленно эвакуировать в тыл. Но на чем, какими средствами?..
— Машины придут, я уже дал распоряжение!
Сандалов вернулся к руинам штаба. На сердце, однако, слегка потеплело: живы! Уехали из этого ада…
Откуда-то возник тоже весь обсыпанный землей генерал Коробов, к нему подбежал заместитель начальника штаба полковник Долгов и доложил только что принятую телеграмму из округа. В ней повторялась директива Москвы:
«В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев».
— Опять
Сандалов подумал: «Да ведь и мы с тобой до самой последней минуты не верили. Пока не увидели своими глазами развалины штаба армии, пока не услышали о гибели близких людей, все продолжали надеяться, что это еще не война…»
Сандалов вскочил в «эмку», где его уже нетерпеливо поджидал командарм.
— Едем в Буховичи, — сказал командующий, — узнаем, какая обстановка в Бресте, и доложим в округ, что началась настоящая война.
По пути обменялись впечатлениями.
— Все провокаций боялись, — скрипнул зубами Коробов. — А они вон сразу войной пошли!
— Да, это война… — вздохнул начальник штаба. — И к бабке не ходи — война.
— Что ж там сейчас в Бресте творится?.. Успел ли Попсуй-Шапка дивизию вывести?
Сандалов промолчал. Ничего обнадеживающего сказать командарму он не мог. Слишком хорошо знал, что такое старая крепость с теснинами каменных ворот.
— Ну, Шлыков влип со своей опереттой! Да еще и Рожкова потащил, — покачал головой Коробов. — «Свадьбы в Малиновке» ему захотелось. Будет нам теперь свадьба в Буховичах. Будет, а, Михеич?! — спросил он водителя, разбитного сержанта-сверхсрочника.
Тот привычно осклабился:
— Женился черт на Марфуше, оборвала она ему уши! Побьем немцев, товарищ генерал! Ведь никогда так не было, чтобы русский прусского не бивал!
— И то верно, Михеич, побьем!
В лесу возле деревни Буховичи находилось место, которое должен был занять штаб в военное время — полевой командный пункт 4-й армии. Здесь уже стояли четыре палатки и несколько столов на вбитых в землю кольях-ножках. И вовсю заливались соловьи. «Не хватает только костерка с шашлыком» — подумалось Сандалову. Но все посторонние мысли вылетели при виде расстеленной на одном из столов карты…
Лучше всех выжила в этом аду 75-я стрелковая дивизия. Она успела занять заранее подготовленные позиции под Малоритой, и два ее стрелковых полка вместе с полком артиллерийским и противотанковым дивизионом сумели отбить первый натиск врага. Об этом не без гордости доложил комдив, полковник Недвигин. Но что творилось западнее, под Брестом и Высоко-Литовском, Жабинкой и Пружанами Коробов не знал.
Он физически чувствовал, как рвут его армию, терзают, уничтожают по частям — кололо сердце, ныло в груди, разламывалась от боли голова. Его, коробовскую, армию бьют, молотят, сейчас по всему фронту, а он ничего не может сделать, чтобы хоть как-то спасти свои полки и дивизии, вывести их из-под удара! Для того чтобы что-то можно было сделать, надо знать, кто, где сейчас находится и что там происходит. Не менее важно было знать, какие вражеские силы обрушились на его боевые порядки. Но 4-я армия была лишена собственной разведки, а значит, была слепа. Московское начальство полагало, что все нужные сведения о противнике командарм получит именно из Москвы, где подобную информацию подготовят профессионалы зафронтовой разведки. Увы, никто ничего о противнике Коробову не сообщил заранее и тем более сейчас, когда связь почти не действовала, не мог сообщить. Да и знали ли там что-либо дельное — какими силами вермахт обрушился на 4-ю армию?