Нелегал
Шрифт:
Неуверенность, сомнение. Небольшая толика страха и ещё меньшая решимость довести начатое до конца.
Бля, чёй-то он в последний момент заменьжевался? Что такое могло случится за ночь, что бесстрашный и грозный босс мафии находится в состоянии близком к панике?
Происходящее явно выходило за рамки наших договорённостей. Того и гляди, босс сдаст назад и попросит вернуть деньги. Деньги-то - Создатель с ними! Отдам и не поморщусь. За вычетом той сотни тысяч, что причитается за лечение Чонга. Причём заберу именно сотню, а не заплаченные жадиной Увайсом пятьдсят. Вот просто из вредности, которую условно-разумные
Гораздо хуже будет, если сомнения господина Увайса затянутся. И он попросит подождать. Недельку там, или две. Ну или, может быть, пару-тройку месяцев. Повременить, находясь в довольно-таки непонятном статусе полугостя-полупленника. До тех пор, пока ужасы в его голове не улягутся и он не определится с решением.
"А ведь так хорошо всё начиналось" - Тоскливо подумал я.
Ну почему ни один представитель условно-разумных не может что-то сделать в простоте? Любят они "искать чёрную кошку в тёмной комнате". И с особенным упоением предаются этому занятию именно тогда, когда бедного животного в комнате нет.
Стать заложником страхов господина Увайса мне не улыбалось ни под каким соусом. Кто их, этих азиЯтов разберёт? Вчера был готов пИсать кипятком от счастья, а сегодня чего-то испугался.
Я невольно улыбнулся, поймав себя на том, что мысленно назвал Увайса Нарула азиатом. Причём именно с той снисходительно-уничижительной интонацией, которая свойственна "высшей расе" в этой Локации. Выходит, я уже отождествляю себя именно с "белым человеком"? Эх как, оказывается, пагубно действует окружение. Даже на такого непредвзято относящегося к любой "расовой теории" Альфа-разумного как я.
В общем-то, немного подождать я мог. Но именно, что немного. Знать же, насколько затянутся сомнения главы Синдиката я не мог. И какое, в конечном итоге, решение он примет, тоже было для меня загадкой.
В случае положительного, то есть соблюдения озвученных вчера договорённостей, я делаю своё дело и, подобру-поздорову отчаливаю восвояси. Ну, а если чего-то вдруг испугавшемуся азиЯту вожжа попадёт под хвост... Ну, тогда это его и только его проблемы. Вернее, это проблемы всех обитателей роскошного поместья. Которые, без малейших угрызений совести, им доставлю я.
Много, много проблем. Возможно, даже с расчленёнкой. Шутка.
У создавшейся ситуации имелся и другой аспект. А именно, та самая пресловутая "потеря лица". Сделку заключили? По рукам ударили? И теперь, согласись я на что-т другое, эти макаки расценят как слабость. В итоге отгребут по-полной, конечно. Но, как известно, лучшая драка та, которой удалось избежать.
– Так мы будем снимать кино? Или мы не будем снимать кино?
– Как можно небрежнее, сквозь зубы процедил я.
– Или вы решили расторгнуть сделку? В таком случае, - я щёлкнул пальцами и на кровати появилась ровная стопа, состоящая из пачек долларов в банковской упаковке.
– Нет-нет, Господин!
– Как-то сосем уж испуганно заблеял Увайс Нарул.
– Все наши договорённости остаются в силе.
Я невольно улыбнулся. Вот что с условно-разумными страх животворящий делает. Причём, ни малейшей угрозы в моих действиях не было. Весь ужас создавшейся ситуации существовал лишь в воображении мафиози. Спроецировавшего собственные страхи на происходящее, и, в общем-то, по сути своей
– Тогда, чего же мы ждём?
– Я вновь убрал деньги в пространственный карман и выжидательно уставился на Увайса Нарула.
Тот как-то обречённо вздохнул и тихо, почти шёпотом изрёк.
– Пойдёмте, Господин. Пациент ждёт.
Мы прошли через двор, где вяло протекали какие-то будничные события. Вот садовник поливает из шланга газон. Из открытых ворот гаража выскакивают сполохи сварки. Вооружённая охрана у ворот бдительно бдит, грозно сверля всего такого мирного-мирного меня. В общем, каждый делает то, что ему положено по статусу.
Мы неспешно поднялись по лестнице, ведущей в особняк, миновали холл, богато отделанный мрамором, с расставленным возле стен кожаными диванами и креслами. Главным украшением так сказать "прихожей" был огромный камин, имевший явно бутафорское назначение. Затем последовали ещё какие-то лестницы, сворачивающие куда-то коридоры, устланные ковровыми дорожками. Стены были отделаны лакированными панелями из дерева, на которых, в свою очередь, висели вычурные светильники из бронзы.
Вскоре стало понятно, что мы на месте. Так как весьма ощутимый запах лекарств и неявный, но тоже, без сонмнеия витавший воздухе смрад, явно источаемый больным телом, шибанул в нос.
Я невольно поморщился. Что ни говори, лучше быть "богатым и здоровым". Чего, не удалось избежать кому-то, по всей видимости очень близкому господину Увайсу.
Почему так решил? Так ведь для бедола... вернее, теперь уже счастливчика Чонга, который как я выяснил благодаря сканеру, приходился дальним родственником главе преступного синдиката, место нашлось лишь в, скажем так... подсобных помещениях. А здесь явно хозяйские покои. И мой будущий пациент находится в гораздо более близкой степени родства с господином Увайсом.
– Подождите пожалуйста.
– В извиняющимся тоном попросил Увайс.
– Я...
– он несколько замялся, - должен сначала поговорить с дочерью.
Вот как. Дочка, значит. Теперь понятны его сомнения и осторожность. Ели бы я, не дай Создатель, оказался на его месте, то чувствовал бы смятение неимоверно большее.
Тем временем за дверью послышались голоса. Звук был приглушён, да и разговаривали явно на местном. Так что особо прислушиваться я не стал. И так понятно, что для того, чтобы улеглись страхи господина Увайса, да наложенные на беспокойство находящейся, явно в не очень хорошем состоянии, его дочери, требуется какое-то время. Не удивлюсь, если девочка примет меня за очередного шарлатана. Коих, по моему разумению, прошло через её жизнь уже достаточно. Что ж, немного повременить я могу.
На удивление, долго ждать не пришлось. Через каких-то пару минут господин Увайс выглянул за дверь и пригласил войти. Я переступил порог и внутренне ужаснулся. Передо мной, в инвалидном кресле сидела сосем уж молоденькая, на вид немногим старше семнадцати лет девчёнка.
И она представляла собой просто плачевное зрелище. Изломанное во многих местах юное тело до ужасно и неестественно скрючено. Лицо, вернее, то что от него осталось, было сильно обезображено и напоминало плохо пропеченный фарш. Не котлету, а именно шматок фарша, брошенный на шкворчащую салом сковородку и поджаренный кое-как.