Нелегалы 1. Операция «Enormous»
Шрифт:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы снова будем вместе работать здесь, в Париже? — переспросил его Луис.
— Нет, конечно. Я имел в виду другое.
— А что именно?
— Что мы будем работать с вами в одной разведке.
За оживленным разговором по дороге они не заметили, как оказались на бульваре Распай, как поднялись на второй этаж небольшого уютного кафе, в зале которого никого из посетителей не было, [138] и что стол, за который они сели, был уже накрыт.
138
Хозяин кафе на бульваре Распай был «своим человеком», и Семенов заблаговременно договорился с ним, что кафе будет закрыто
Когда бокалы с шампанским были наполнены, Луис негромким, но проникновенным голосом произнес короткий тост:
— За победу! За мир во всем мире!
Обменявшись еще несколькими традиционными тостами, Твен незаметно перевел беседу в деловое русло:
— Чтобы как-то скорректировать на будущее нашу совместную работу, давайте сначала послушаем Морриса, какую «погоду» показывает политический барометр Соединенных Штатов Америки? Джонни рассказывал мне, что когда он уезжал из Нью-Йорка, то уже тогда чувствовалось резкое «похолодание»…
Тяжело вздохнув и почесав подбородок, Луис тихим голосом заговорил:
— И вас, и нас, по-моему, ожидают тяжелые времена. Думаю, что «потепление» теперь уже не наступит…
— Почему вы так думаете? — придвинувшись к нему поближе, спросил Твен.
— Потому что это противоречило бы основному принципу, на котором строится внешняя политика Америки: разделяй и властвуй. В недрах американской политической кухни давно уже сформировалась мессианская идея диктата над всем миром. Это сейчас — главная политическая линия президента Трумэна, разработанная им в директиве о так называемой «лояльности». А если говорить откровенно, то эта его директива направлена на обработку общественного мнения в духе антисоветизма. Вот почему и пошли сейчас разного рода небылицы типа «советской военной угрозы»…
— А может быть, это и хорошо! — прервал Луиса Твен. — Пусть побаивается нас Трумэн и создает всякого рода защитные доктрины. А что касается рядовых американцев, то они, я надеюсь, в конце концов сами разберутся и поймут что к чему. Убежден, что они знают, что советский народ всегда готов прийти на помощь. [139] В этом, кстати, все они могли убедиться во время сражения в Арденнах, когда американские войска, как вы помните, оказались в критическом положении…
139
Мы оставляем этот пассаж таким, каким он зафиксирован в документах 45-летней давности, отлично понимая, что многие воззрения тех лет, в том числе и о том, что американцы нуждаются в нашей помощи, с позиций современного политического мышления выглядят по меньшей мере наивно, если не сказать больше.
— Да, Трумэн, размахивая атомной дубинкой, пытается разговаривать с Советским Союзом как с второразрядной державой. А некоторые дипломаты и журналисты даже открыто призывают к атомной войне против вас…
— Они что… считают, что таког о оружия у нас никогда не будет? — вмешался в разговор Яцков. Затем он перевел взгляд на Лесли и (просил — Ты помнишь, Лона, на последней встрече в Нью-Йорке я просил выяснить, известно ли что-нибудь американской администрации о том, что в нашей стране тоже ведутся работы по атомной бомбе?..
— О, да, я помню ваше задание! — воскликнула Лесли. — Недавно в Нью-Йорк приезжал из Чикаго к своим родственникам Персей. Так вот, он рассказывал, что Трумэн якобы интересовался у Оппенгеймера, когда русские смогут создать свою атомную бомбу. Тот ответил, что он этого не знает. И тогда Трумэн твердо заявил: «А я знаю». Тут уже Оппенгеймер не выдержал и спросил: «Так когда же, если это не секрет?» — «Никогда!» — злорадно ответил Трумэн. Уже из этого, по-моему, можно сделать вывод, что ни политики, ни ученые не располагают никакими сведениями о ведущихся в СССР разработках ядерного оружия. Этот же вывод подтверждают и наши газеты. Журналисты самонадеянно утверждают, что секретом атомной бомбы в ближайшие пять — семь лет будут владеть только американцы. На этом, кстати, они и пытаются обосновать особые права США на руководство всей мировой политикой…
Эта была
— Ошибается господин Трумэн и вся эта… его камарилья, — ехидно заметил Твен. — Будет и у нас своя атомная бомба, причем очень скоро. И появится она как ответ на ваше атомное оружие, которым президент Трумэн уже давно пугает весь мир, в том числе, к великому сожалению, и своих бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Я убежден, что от советской бомбы, в отличие от американской, не погибнет ни один человек в мире. Если, конечно, нас никто не тронет! — добавил он с некоторым пафосом и, взяв со стола недопитый им фужер шампанского, воскликнул: — А сейчас давайте выпьем за тех, кто, рискуя собой, помогал нашей стране добывать атомные секреты!
Отпив глоток шампанского, Лесли вдруг задумалась.
— Ты о чем это, Лесли? — встревожился Луис.
— Я подумала о том, почему стала такой агрессивной наша страна после войны? Боюсь, что это не доведет ее до добра.
— А в чем вот, интересно, проявляется эта ее агрессивность? — поинтересовался Твен.
— Да хотя бы по отношению к собственному народу. Ну, посудите сами: американец, заподозренный в симпатиях к Советскому Союзу или к Компартии США, подвергается общественному остракизму. Он может, например, потерять работу, оказаться в тюрьме…
Твен, посмотрев на Яцкова, медленно проговорил:
— Когда в стране складывается вот такая нездоровая политическая атмосфера, то конспирация в работе должна приобретать решающее значение. А посему основным вашим принципом работы должны стать выдержка и терпение.
— Но я не согласна, Твен! — категорически возразила Лесли.
— С чем это ты не согласна? — удивился он.
— С тем, что надо опять терпеть и ждать! Сколько можно?! Семь месяцев мы уже терпели, а теперь опять? Нет уж! Коли мы связали свою жизнь с советской разведкой, то давайте действовать, как и в прежние времена, с полной отдачей. Вы определяете нам свои задачи, а мы даем вам конкретный результат их решения. — Она вдруг нахмурилась, сделала паузу и впервые подозрительно посмотрела Яцкову в глаза. — А может быть, вы уже не доверяете нам? Если это так, то скажите прямо… В самом деле, сколько мы можем ломать голову над тем, почему с нами прекратилась связь после вашего отъезда из Нью-Йорка? Мы очень хотели бы, дорогой Джонни, чтобы вы ответили на этот вопрос до нашего отъезда из Парижа. Вы, дорогие товарищи, поймите одно: мы ведь, когда давали вам согласие на сотрудничество, не искали и сейчас не ищем для себя легкого пути. Нас удивляет: неужели там, в этом вашем Центре, не понимают, что мы и жить-то по-иному, без разведработы, уже не можем. Скажи им, Бобзи, что ты все молчишь?!
Яцков и Твен с восторгом смотрели на эту отважную женщину. Они были бы и рады им помочь, однако решение затронутого ею вопроса — поддержание постоянной связи — зависело не от них, а от строгого указания руководства МГБ. Вспомнив, что надо еще выяснить судьбу остальных «Волонтеров», [140] с которыми Луис и Лесли поддерживали всегда связь, Яцков хотел спросить ее об этом, но она, словно угадав его мысли, опередила:
— Мне кажется вообще странным, что ваш Центр бросил на произвол судьбы не только нас, но и остальных преданных вам помощников. Вы же можете на этом многое потерять! А возможно, уже и потеряли. Вот смотрите: уволился уже со своей фирмы агент Рей. А ведь от него, как вы знаете, поступала ценнейшая для вашей страны информация по радарам и сонарам. Или возьмем того же Фрэнка: долго он ждал встречи с нами, но, так и не дождавшись, уничтожил аж девятнадцать фотопленок с наисекретнейшими материалами. И поступил он так потому, что хранить дома «горячую информацию», которая буквально жгла ему руки, было опасно. Или тот же ученый-атомщик из Лос-Аламоса… Забыла его имя… Ну с которым я дважды встречалась в Альбукерке и один раз в Чикаго…
140
Группа агентов советской разведки, которой руководил Луис.