Нелегалы 1. Операция «Enormous»
Шрифт:
Лысый тучный «головастик», внимательно выслушав его, сверкнул стеклами пенсне, затем медленно поднялся из кресла и со словами: «А вы уверены в его успехе?» — направился к сидевшему напротив Курчатову.
— Теоретики и конструкторы, Лаврентий Павлович, сделали свое дело на совесть, — уклончиво начал Игорь Васильевич. — Теперь успех испытания будут обеспечивать экспериментаторы. Именно на них ложится основная ответственность за взрыв…
— Нет, товарищ Курчатов, не это я хотел услышать от вас, — прервал его Берия, усаживаясь за приставку к столу напротив академика. — Вам правительство оказало большое доверие — вы назначены лично ответственным за испытание, а это значит, вам будут подчиняться на полигоне
Курчатов не любил давать каких-либо обещаний, особенно в решении научных вопросов. Несколько секунд он держал на Берии твердый, немигающий взгляд, не зная, как лучше ответить. Тот тоже не сводил с него прищуренных пронзающих глаз, придававших его лицу довольно неприятное выражение.
— По законам случайностей вероятность неполноценного взрыва, конечно, возможна, — твердо ответил Курчатов. — Но эта вероятность, — поспешил он успокоить нахмурившегося председателя правительственной комиссии, — составляет всего пять-шесть процентов. А если учесть, что даже при полноценном взрыве «сгорает» всего лишь несколько процентов плутония, то и этого вполне достаточно, чтобы произвести те чудовищные разрушения, которые дает атомная бомба. Главное, чего мы больше всего боимся, — не произошло бы «хлопка»…
— А это еще что такое? — повысил голос Берия.
— Это когда обжатие плутония в ядерном заряде происходит в явном несоответствии с нашими расчетами. То есть когда критичность может наступить несколько раньше расчетной…
Очевидно, ничего не поняв из объяснений Курчатова, быстрый в движениях Берия стремительно встал, молча прошел к своему креслу и, сев за стол, торопливо сделал на листке пометку: «если на испытаниях РДС [161] произойдет «хлопок», проверить, не вредительство ли это?» Отложив бумагу на край стола, он взглянул на притихшего собеседника тяжеловесным взглядом и решительным начальственным голосом произнес:
161
Ракетный двигатель Сталина— так одни называли тогда атомную бомбу, другие расшифровывали это как «Россия делает сама».
— Надо, Игорь Васильевич, сделать все, чтобы взрыв бомбы получился ожидаемой силы. О готовности к испытаниям изделия вы должны вместе с Харитоном и Зерновым [162] доложить лично товарищу Сталину. Я со своей стороны поставлю его об этом в известность.
В Кремль в назначенный Сталиным день поехали только двое — Курчатов и Харитон. Они доложили вождю о степени готовности к испытаниям всех своих подразделений, в том числе и на казахстанском полигоне. Что уже «взорвали» не одну «бомбу», чтобы убедиться, что все должно получиться, как при настоящем взрыве. После этого сообщения Сталин поинтересовался у Харитона:
162
Зернов Павел Михайлович родился в 1905 году во Владимирской области. В 1933 году с отличием закончил МВТУ имени Баумана, защитил кандидатскую диссертацию. С 1939 года и до окончания войны — заместитель наркома танковой промышленности, с 1946-го — директор КБ-11 (Арзамас-16), с 1950 года-заместитель министра Минсредмаша СССР. Генерал-лейтенант. Умер в 1964 году,
— А нельзя ли вместо одной бомбы изготовить две, но более слабые?
Харитон посмотрел на Курчатова, тот слегка кивнул ему, давая понять, что надо говорить вождю все как есть, откровенно.
— Можно, конечно, сделать с меньшим количество плутония, —
Только после этого Сталин успокоился и дал согласие на испытание.
В мае 1949 года Курчатов выехал на полигон под Семипалатинск, где уже на протяжении двух лет шла секретная подготовка к первому взрыву атомной бомбы. Ответственным за строительство полигона был назначен М. Г. Первухин — ранее он вместе с В. М. Молотовым несколько лет подряд курировал советскую атомную программу.
К первому взрыву ядерной бомбы готовились очень тщательно. Вокруг ограждений из колючей проволоки строились деревянные и кирпичные дома без отделочных работ, бетонные столбы, блиндажи с изогнутыми хоботами, железнодорожный мост и полотно с вагонами, рядом была поставлена наземная боевая техника — все это готовилось как мишени для разрушения и испытания силы атомного взрыва в зависимости от расстояния. В разных местах располагались стойла с подопытными животными, конуры с собаками, виварии с крысами и кроликами. Повсюду устанавливались приборы для измерения давления ударной волны, различных этапов взрыва и разрушений.
Для проведения взрыва на полигон были собраны научные сотрудники многих институтов, военачальники, представители министерств и ведомств. За несколько дней до испытаний под Семипалатинск прибыл со своей свитой председатель правительственной комиссии Л. Берия. Ознакомившись с положением дел, он остался доволен увиденным и услышанным и доложил по ВЧ-связи лично Сталину о готовности изделия к первому испытанию. Вождь тоже был доволен сообщением и потому без лишних слов «благословил» всех на проведение взрыва. Только после этого Курчатов объявил коллективу, работавшему на полигоне, дату и время испытания атомной бомбы: 29 августа 1949 года, шесть часов утра.
За восемь дней до этого необычайного, исторического события в действие вступила почасовая программа завершающего, самого напряженного и самого изнурительного этапа — начала сборки бомбы. Люди спали теперь по три-четыре часа в сутки. Ошибки или оплошности были недопустимы: все проверялось и выверялось по нескольку раз. Заметно нервничал и Берия: он ежедневно приезжал на полигон и чаще всего появлялся в зале под башней, где под наблюдением Завенягина, Зернова, Курчатова и Харитона шла сборка самого изделия.
Когда до взрыва бомбы осталось четыре часа, по указанию руководителя испытаний все покинули эпицентр полигона и переехали на командный пункт. Было тогда уже за два часа ночи, но спать никто, кроме Берии, не пошел. Больше всех волновался Курчатов. В каземате, где вместе с ним находились Харитон, Первухин, Флеров, Завенягин, военачальники и охрана из госбезопасности, стояла полная тишина. Ответственный за испытание атомной бомбы И. В. Курчатов переживал больше других потому, что он прекрасно понимал: если из-за какого-нибудь шального нейтрона или чего-нибудь еще совершенно непредвиденного сорвется эксперимент, то не одному ему, а всей его команде угрожает отставка. Тревога академика усилилась еще больше, когда на командный пункт прибыл со своим сопровождением Берия. При общем молчании он вдруг неожиданно ляпнул:
— А ничего у вас, Игорь Васильевич, не получится!
Курчатов мгновенно побагровел и, сжав руками плечи, воскликнул:
— Что вы говорите, Лаврентий Павлович! Обязательно получится! Предварительные опыты нами были проведены очень тщательно, и, представьте себе, все сработало безукоризненно…
Сказав это, Курчатов тревожно переглянулся с Флеровым и Харитоном, лицо его при этом сделалось мрачно-сосредоточенным. После сказанного Курчатовым снова установилась тишина. Через некоторое время в репродукторах начался счет секунд последней минуты.