Нелепая привычка жить
Шрифт:
– Долька, что с тобой стало? Что ты с собой делаешь? Не смей так себя вести!
В ответ она рассмеялась:
– А почему? Мне так нравится!
– Да потому что этим ты губишь себя и причиняешь боль нам!
– Ой, да перестань! Вам обоим на меня наплевать.
Они с Ланой пытались бороться. Сначала Виталий стал сам отвозить девочку в школу по утрам. Это на некоторое время помогло, Долька немного успокоилась и с грехом пополам закончила учебный год. Они даже съездили все вместе отдохнуть на Кипр, и там все было более или менее в порядке, если не обращать внимания на постоянные столкновения матери и дочери из-за любых
– Какая гадость! – кричала Лана, а дочь только смеялась в ответ:
– Что же гадкого в контрацепции, маман? Или ты жаждешь превратиться в грандмаман? А что? Могу обеспечить!
Ей не давали денег, но она их воровала. Перестали держать дома наличные – стали исчезать вещи. Лана попыталась сменить замки на те, что нельзя открыть без ключей, и запереть дочь в квартире, но девочка вылезала из окна и спускалась по пожарной лестнице. Школу она бросила, даже не окончив девятого класса. К тому времени Долька уже состояла на учете в детской комнате милиции – вляпалась в какую-то историю.
Лана сделалась нервной, вспыльчивой, то и дело срывалась. Супруги без конца ссорились, орали друг на друга. Виталий по мере сил старался отправлять Лану то на курорт, то в санаторий – в решении проблем с дочерью от нее все равно не было никакого толку. Дольке, как ни странно, отъезды матери шли даже на пользу. Пока ее не было, она вела себя тише, но стоило той вернуться, как все повторялось вновь. И Лана начинала глотать таблетки и бегать по невропатологам.
Надо было бы, конечно, и Дольку сводить к врачу, хотя бы к психологу, но она наотрез отказывалась, вплоть до угроз снова попытаться наложить на себя руки.
«Видимо, ей было очень тяжело в больнице», – думал Виталий. Несмотря на весь этот ад, который устраивала им дочь, он любил ее, жалел и изо всех сил пытался понять, что ею движет. Но получалось плохо…
Однажды рано утром, перед уходом на работу, он привычно заглянул в ее комнату. Девочка была дома, спала, одетая и даже в обуви, прямо на простыне. Рядом с постелью валялось что-то, завернутое в бумагу. Малахов наклонился и поднял. Это оказался шприц, не одноразовый даже, а старый, стеклянный. Грязный.
«Ну вот, приехали!» – пронеслось в голове.
Виталий машинально расправил листок в клетку и увидел, что он весь исписан дочкиным бисерным почерком:
За окнами воет ветер,Только нас с тобой он не подружит,Душа, как истерзанный листик, ноет,Этот мир без тебя мне не нужен.Словно в свечке ищу тепла я,Затушу – и снова разгорится.Мысль одна приходит: без тебяЖизнь моя никуда уж не годится.Я люблю, и только этим словомЯ еще держусь на волоске.Жизнь моя, нужна тебе ли я?Может, лучше умереть в тоске?Так
Малахов вышел в коридор, сделал несколько телефонных звонков. Проверил состояние наличности в бумажнике. Спустился вниз, завел машину, подогнал к самому подъезду. А затем вернулся в комнату дочери, решительно схватил ее в охапку и поволок вниз. Он был уверен, что Долька будет вырываться и сопротивляться. Но она лишь обхватила его за шею и поудобнее устроилась у него на руках.
– Куда ты меня несешь? – сонно спросила она.
– Куда надо! – Виталий опустил ее на переднее сиденье, сел за руль и на всякий случай заблокировал двери.
Бунт начался только тогда, когда они уже подъехали к дверям больницы. Девчонка визжала, рвалась и брыкалась с удивительной для ее хрупкого тела силой. Малахов не выдержал и впервые за все время ударил ее по лицу.
– Прекрати! – заорал он. – Ты меня уже достала! Что мне, санитаров позвать?
От удара она мгновенно затихла, съежилась, держась за ушибленную щеку, и только смотрела на него огромными глазами-виноградинами.
– Не нужно санитаров, – сказала вдруг очень спокойно. – Я сама пойду.
На этот раз она провела в больнице меньше десяти дней. Позвонила и тусклым равнодушным голосом попросила забрать ее.
– Нет уж, родная, – отвечал Малахов. – Мы с мамой твоих фокусов вот как наелись! Домой ты вернешься только после того, как окончательно придешь в норму, слышишь?
Что стал бы делать на ее месте другой подросток? Наверное, плакать, умолять, бить на жалость, рассказывая, как ему тут плохо. Или шантажировать, чем-либо угрожать… Она же просто сказала очень серьезно:
– Я уже пришла в норму. Клянусь тебе.
И прозвучало это так, что он сразу ей поверил…
Врачи отпустили ее довольно легко. Несмотря на то что лечение было дорогостоящим, недостатка в пациентах эта клиника не испытывала. А обследование показало, что с девочкой все в порядке. Никаких отклонений в психике, никакой наркотической зависимости – видимо, еще не успела как следует «подсесть».
Долька сдержала свое обещание и вернулась домой другим человеком. В пятнадцать лет это странное существо в очередной раз переродилось. Пьянок, дурных компаний и ночного шатания неизвестно где больше не было. Вечерами она вновь сидела дома, слушала музыку, рисовала, вернулась к любимому компьютеру и, что особенно радовало Виталия, к книгам. Единственное, что осталось от прошлой жизни – Долька так и не сумела бросить курить. Но так как это была не трава, а обычные сигареты, родители только рукой махнули.
Первое время они с Ланой жили в постоянном напряжении, каждую минуту ожидая рецидива. Но тревоги были напрасны – Долька, похоже, окончательно справилась с собой. Методом ускоренного домашнего обучения окончила школу, прилично сдала экзамены и получила аттестат зрелости. С Виталием у нее постепенно восстановились не только дружеские, но даже вполне доверительные и сердечные отношения. Вот только с Ланой девочка держалась холодно и отчужденно, стараясь общаться с ней как можно меньше. Но это, по сравнению со всем пережитым, уже были такие мелочи…