Нелинейная зависимость
Шрифт:
— Было, — припомнил Андрей. — Только этот город не был для меня родным. Я тоже готов был задницу разорвать за это великолепие, для того и ехал в Москву. Только мама и мачеха — две очень разные вещи.
— В смысле?
— Мачеха лучше, — усмехнулся Андрей. — Она не родная, и ей все равно, выживешь ты или сдохнешь. А когда начинаешь сдыхать, уже не до великолепия. Война начинается. А мама всегда погладит и нальет полную тарелку борща. Задаром. В этом вся разница. Поэтому мы с тобой начали одинаково, а закончили по разные стороны. Тебя и сейчас держит не что-нибудь, а халявная тарелка борща. Легкие деньги.
— Легкие? — взбесился Чуб. — Хочешь со мной поменяться?
— Нет. — Андрей почувствовал, что бандит сейчас сорвется
— Суки вы все, — уже спокойнее сказал Чуб. — Если бы не перли в Москву толпами, может быть, меньше было бы таких, как я.
— Это ни от чего не зависит. — Андрей покачал головой. — Все равно так будет. Один человек, москвич, десять лет назад спросил у меня, почему я не уезжаю домой, если мне так хреново. Почему я живу в клоповнике, почему бегаю от ментов без прописки. Почему хотя бы на месяц не могу смотаться проведать родителей. Знаешь, в чем весь прикол?
— Ну? — хмуро глянул на Андрея бандит.
— Он не понимает почему.
— Ну и я не въехал, — признался Чуб.
— Вся фишка в том, что, пока у тебя есть деньги на обратный билет, Москва попросту не принимает тебя всерьез. Словно не замечает. Как только деньги кончаются, она начинает тебя убивать. Целенаправленно. И вот тут срабатывает инстинкт самосохранения. Нет других вариантов — либо ты выживешь, либо сдохнешь. Но в отличие от москвича у приезжего нет квартиры, он не может устроиться на завод за минимальную зарплату, потому что ему просто нечем будет платить за комнату. Он не может устроиться в банк или каким-нибудь менеджером. Хотел бы, да не возьмут — прописки нет. А сама прописка тоже стоит недешево. В результате получается, что приезжий только ради одного выживания вынужден зарабатывать вчетверо больше, чем может позволить себе зарабатывать москвич, чтобы жить на среднем уровне. Но раз уж попал в такую фигню, то нет разницы, в какую сторону идти. Везде одинаково трудно. Так что лучше добиваться того, о чем мечтал. И приходит день, когда и квартира уже своя, и прописка уже есть, и друзья, а получаешь ты по-прежнему вчетверо больше. Но за ту работу, которая тебе нравится.
— И что из этого?
— Если бы ты выкинул сейчас ключи от квартиры и от этой тачки, если бы забил на телок, на шмотки, если бы остался без копейки, один, на улице, а еще лучше зимой, — знаешь, кем бы ты стал?
Чуб прищурился, в его глазах мелькнула тень понимания.
— Ты бы стал ментом. Как и мечтал.
— Дурак я, что ли? — усмехнулся он. — Иди ты на фиг.
— А почему сказал, что мне повезло?
— По привычке. Короче, ты меня базаром не путай. А то сейчас брататься начнем. У меня жизнь сложилась, у тебя тоже. Тебе сидеть в гараже, а мне тебя мудохать ногами. Нормально.
Андрей понял, что номер с братанием не прошел. Возникла еще одна мысль. Бредовая.
— А чем кончилась та история, когда ты ментам бригаду сдал? — осторожно спросил Андрей.
— Понятно чем. Взяли их.
— И что, совесть не мучает?
— Дурак ты, — усмехнулся Чуб. — Хоть и воевал. Я же не свою бригаду сдал. Конкурентов. Ментам без разницы, кого садить, а мне разница есть. Доедай давай, я не собираюсь с тобой тут сидеть до обеда.
— Погоди, — сказал Андрей. — Мы с тобой не договорились о главном. Я не хочу зря тратить свое и твое время. У меня хотят что-то спросить, я готов ответить.
— Честно?
— Как на Библии.
— Ладно, я передам.
— Кому?
— Кому надо. — Бандит размотал цепь с руки. — С чего ты взял, что я знаю, о чем они собираются спрашивать? Мое дело — тебя довести до кондиции. Скажу, что дошел. Больше сделать ничего не могу. А сейчас давай руки.
Андрей зло протянул вперед еще не пришедшие в норму кисти.
— Не затягивай сильно.
— Не буду, — пообещал Чуб.
Врать не стал, действительно застегнул наручники вполне
— От дивана до умывальника хватит, — прикинул Чуб. — А дальше тебе и не надо. Чтоб в ворота не колотил.
Он пошел к выходу.
— Возвращайся скорее! — крикнул Андрей ему вслед.
— Как только, так сразу, — пообещал бандит и запер гараж.
Лязгнул засов, едва слышно щелкнула автомобильная дверца. Еще некоторое время слышался удаляющийся рокот мотора.
— Хреново, — подвел итог Андрей.
На cамом деле он понимал, что единственное дело, за которое его могли похитить, — это разработка квантового компьютера. Никакого другого интереса для преступников его личность не представляла, зато о связях группы Самохина с мафией давно ходили слухи. И явно не без оснований. В мозгу выстроилась стройная цепь событий: погибает Самохин, причем явно не своей смертью. Его группа, заявившая о скором результате, остается ни с чем, поскольку профессор-мафиози не любил публиковать информацию. Затем Андрей заявляет по телефону, что секрет защиты кубита у него в кармане. Тут с дядей Колей выходит промашка. Ну никак Андрей не мог предположить, что его поселят в одной палате с бандитом, точнее, с наводчиком. Наверняка в этом деле доктор замешан, только он мог все так гладко подстроить. Бандюки получают информацию, передают в пакете с пирожками пистолет, а дальше начинается…
Нападение на броневик, похищение… Гараж. Недоеденный гамбургер, полный пакет картошки и застегнутые наручники.
— Хреново, — повторил Андрей.
Он распечатал упаковку с соусом и принялся за картошку, время от времени откусывая от «Ройяла». То, что в истории с квантовым компьютером замешана мафия, казалось вполне объяснимым. Удивительно только, что пока проявилась лишь одна группировка. В то время, когда человечество уперлось в стену, за это изобретение можно получить немыслимые деньги. С атомной бомбой так уже было — бандитская бригада во главе с паханом Гитлером держала взаперти десятки физиков. Не в гаражах, конечно, но у них просто уровень был покруче. Размах. Однако, с точки зрения самих физиков, что эти бандиты, что те — мало разницы.
«Каким же будет их следующий ход?» — макая картошку в соус, подумал Андрей.
Наручники почти не мешали — привык.
А следующим ходом можно предположить написание статьи. Скорее всего, прямо в этом гараже. Только сдавать ее придется не в журнал «Квантовые вычисления», а в некие частные руки. Эти частные руки опубликовать ее не смогут, так что авторство будет, скорее всего, за кем-нибудь из группы Самохина.
— Премия Нобеля под угрозой, — зло прошептал Андрей.
Обидно было до тихой истерики. Столько лет работать ночами, чтобы какие-то гниды просто так заграбастали всю славу? А может, хрен им? Вот хрен, и все. Лучше быть спасителем человечества посмертно, чем никак.
Стало страшно, но этот страх был совсем иным — сумасшедшим страхом, какой бывает только в бою. Это даже не страх, это его оборотная сторона, когда уже пройден всякий предел нервного напряжения, когда организм устал от потоков адреналина, когда все равно — убьют тебя или нет. Перед атакой почти всегда страшно, и этот страх совершенно оправдан, потому что пули свистят, грохот, минометы работают без передышки, танки прут. Это не ты боишься, это организм боится, тот зверь, который сидит в каждом из нас, пока его не сорвешь с места острыми шпорами разума. А затем выскакиваешь из окопа, глохнешь, шалеешь от злости, рядом падают, и ты точно знаешь — в этой атаке тебя точно убьют. И нет другого выхода. Только вперед. А еще чуть позже тебе за отвагу дают медаль. За отвагу! Андрей едва не рассмеялся, когда ему вручили коробочку с медалью. Хотя, может быть, это и есть самая настоящая отвага. Хрен ее знает. Может, это так называется.