Нелюбимый мной, нелюбящий меня
Шрифт:
Последняя фраза кольнула сердце. Осознание накатывало холодной волной, но я все равно спросила:
— О какой земле речь?
Нэймар не смутился, но как-то странно на меня посмотрел и уточнил:
— Ты не знала?
— О чем? — как же я не люблю общаться вопросами. Муж нахмурился, задумался, подбирая слова, а потом осторожно поинтересовался:
— Что ты знаешь о том, как был заключен Договор?
Я сделала пару долгих вдохов, чтобы как-то привести мысли в порядок. Этот вопрос выбил меня из колеи. Почему-то думала, мы никогда не будем затрагивать эту тему. До свадьбы все обсудили с Келиаром, заговаривать об этом
— После дуэли твой отец потребовал отдать меня тебе в жены, — тихо сказала я. — Ты же знаешь, по закону он имел право… И дядя согласился. Выбора у него не было. Но теперь это не имеет значения, ведь мы же любим друг друга, и у нас все хорошо.
Нэймар улыбнулся с такой нежностью, что я поняла, мои опасения были напрасными. Он любит меня, и ему тоже все равно, каким образом судьба сплела наши жизни. Но он помрачнел, когда снова начал говорить. Тема Договора ему тоже была неприятна.
— Это половина истории. У лорда Адинана был выбор. Отец не собирался настаивать на обручении, это вообще не он придумал. Владыка приказал.
Вот даже как… 'Владыка приказал', понятно, что Келиар не смел ослушаться. Нэймар сделал паузу, и она как-то слишком затянулась. Но я не торопила.
— В случае победы отец хотел потребовать одну пятую земель. Разумеется, наиболее близкие к нашим. По закону это было самое малое наказание. Он рассказывал, что когда победил, подошел к лорду Адинану, чтобы поговорить. Увидел тебя и решил все же пойти против воли Владыки. Он предложил лорду Адинану два варианта Договора. Но ты знаешь, что выбрал твой дядя.
Какой интересный поворот… Конечно, можно было бы не поверить, сделать еще одну очередную попытку оправдать дядю. Но все так аккуратно складывалось в цельную картину. Договор, россказни о подлости Келиара и ущербности Нэймара, постоянные попытки заставить меня их обоих ненавидеть. Мое заточение, иначе и не назовешь, неразвитый Дар. А ведь дядя относился к тем немногим, что умели учить… А я все это так привычно оправдывала… Даже сейчас дядя старался рассорить меня с мужем, говоря о какой-то помощи в организации побега кузенов. Думаю, тоты он посылал с той же целью… Как много лжи. Ложь во всем. Вспомнился лорд Кадруим, глядящий на меня искоса: 'А Вам часто говорили правду, леди Мирэль?'. Кажется, за неделю до свадьбы только начали.
— Мирэль, — окликнул меня Нэймар. Муж выглядел обеспокоенным и виноватым. Наверное, я очень долго молчала. — Ты в порядке? Я не хотел тебя расстраивать, прости. Случайно сорвалось, я не подумал, что тебе не говорили.
Я порывисто обняла его и, спрятав лицо у него на груди, прошептала:
— Ты все правильно сделал. Я рада, что ты рассказал. Спасибо.
Он бережно прижимал меня к себе и успокаивающе гладил по голове. Наверное, думал, я буду плакать. Но слез не было, только горечь и пустота. Как же все-таки больно, когда умирает вера… Я ведь верила своей семье. Надеялась, что понимаю не так, вижу неправильно… Лелеяла свою хрупкую, ранимую, наивную веру в них…
По дороге в Мунир в Долкаммани мы не заехали. После разговора с Нэймаром я, наконец, окончательно поняла, что незачем. Нэймар был прав. Нужно чудо, чтобы я могла их простить.
Белый
Мы не успели еще оповестить Владыку о том, что приехали в Мунир, а посыльный уже привез приглашение от лорда Эхдруима.
— Да, это не людской двор, — усмехнулся Нэймар, прочитав послание.
На аудиенцию к Владыке отправились втроем, хотя эту теплую семейную встречу язык не поворачивается назвать аудиенцией. Поговорить о герцогстве в первый же вечер не получилось. Оказалось, что всего через час во дворце начнется бал, поэтому важные и серьезные дела было решено обсуждать на следующий день.
На балу Нэймар не оставлял меня одну ни на минуту. Не знаю, чего он больше боялся. Того, что кто-то может испортить мое улучшившееся настроение, или новых попыток заигрывания со стороны столичных лордов. Забавно было замечать, как он с одинаковой тщательностью избегает контактов с судьями и известными ловеласами. Вообще, праздник пришелся как нельзя кстати. Мы впервые за долгое время развлеклись и отдохнули.
Утром выяснилось, что наши маневры не принесли должных плодов. Два десятка любовных писем, три букета и одна повестка в суд были, видимо, неизбежным результатом выхода в свет. Келиар, попивая чай, с молчаливым интересом наблюдал, как мы с Нэймаром вскрываем послания от моих ухажеров и бегло их просматриваем.
— Странно, письмо от Флаара, а я его вчера не видел, — чуть нахмурился Нэймар.
— Я видела, но думаю, он тебя боится. Потому и не подошел.
— Не знал, что зимний вариант ухаживаний Эйлина — гнездовье лебедей в Южном саду, — муж, приподняв бровь, прокомментировал следующее письмо.
— Ну, кувшинки же не цветут, — пожав плечами, ответила я, равнодушно вскрывая конверт с желтыми уголками. — Алидар тоже в своем репертуаре. Стихи, но я даже читать не буду.
— Почему? — тихо полюбопытствовал Келиар.
— Краснеть не хочется, — пояснила я.
— Что, неужели все так плохо? — лорд потянулся к письму, которое я ему тут же отдала. Это простое действие его очень позабавило, и он со смешком спросил: — Вы летом письма тоже так открывали?
Мы с Нэймаром одновременно кивнули. Келиар тихо рассмеялся, покачивая головой. После прочтения муж определил письма в камин.
— Не понимаю, — задумчиво глядя на исписанный каллиграфическим почерком Алидара листок, сказал Келиар. — Стихи даже в чем-то красивые. Почему Вы думали, что будете краснеть?