Нелюдь
Шрифт:
— Теперь все, — сказал Клоун. — Теперь пора.
Они с напарником схватили первое голое тело и потащили его к топке. Пара секунд — и труп исчез в огне, сразу охватившем и начавшем лизать его белые мертвые бока… Затем пошел в огонь и второй.
Скелет, замерев, смотрел на эту процедуру. Он видел гудящее в топке пламя, слышал хруст костей в огне. Он видел, как в багровом свете суетятся Клоун с помощником, как старательно запихивают они внутрь печи тела.
Один труп уже совсем залез внутрь, но тут свесилась зацепившаяся рука.
Весь труп был уже охвачен пламенем, а ноги даже успели почернеть и обуглиться, а рука все еще была белая, нетронутая. Клоун подцепил ее кочергой и стал запихивать внутрь.
«Как черти в аду, — подумал Скелет. — Наверное, именно так и представляют себе ад. Красные отсветы, зловещая атмосфера, и какие-то согнутые фигурки копошатся вокруг белых-белых человеческих тел».
Когда-то одна бабка говорила ему, что в аду будет гореть неугасимое пламя, сжигающее грешников. Тогда Скелет не понимал этого выражения — «неугасимое пламя». Сейчас, глядя в ровный яростный огонь топки, он понял, что это такое.
Клоун сделал свое дело и обернулся к нему.
— Теперь тебе тут больше нечего делать, — тяжело дыша, сказал он. — Теперь все кончено. И помни о своем обещании. Больше я тебе ничего не должен.
— Хорошо, — ответил Скелет. — Договорились. Спасибо тебе, Клоун, за экскурсию. — Он сам заметил, что голос его звучит как-то неестественно. Все-таки обстановка была слишком уж непривычной.
Заметил это и Клоун.
— Что, труханул, Скелет? — сказал он покровительственно и ухмыльнулся. Освещенный красным пламенем, он выглядел совсем как дьявол во плоти.
— Ничего, мы уже привыкли, — сказал Клоун, утирая пот со лба. — Про нас бы в газетах писать. Знаешь, под заголовком «Люди редких профессий»…
Скелет еще раз обвел взглядом котельную. Наверное, днем тут все выглядит совсем по-другому, привычно, обыденно.
В углу он заметил обшарпанный стенд. Шагнув к нему, он прочитал: «Экран социалистического соревнования». Стенд был старый, еще советских времен. Наверху его был изображен красный флаг с серпом и молотом, а еще выше этого шла надпись: «Профсоюзы — школа коммунизма»…
Наверное, повесили этот стенд году в восемьдесят пятом, шестом, да так и забыли снять. Никому он тут не мешает. Висит себе в углу и висит. Сначала его не снимали, потому что подозревали о том, что старые времена могут вернуться и стенд еще понадобится. А потом пошли совсем уж новые времена, и стало не до стендов.
— Они жгут трупы убитых людей тоже в рамках соцсоревнования? — спросил Скелет, пытаясь шутить и указывая на стенд рукой.
— Ага, они с мафией соревнуются, — ответил, усмехаясь, Клоун. — Те убивают, а мы тут сжигаем. Кто больше? Вот такое соревнование.
Скелету было невыносимо больше тут находиться. Ему все время казалось, что в котельной пахнет паленым человеческим мясом. Он понимал, что, наверное, это не так, но иллюзия оставалась.
—
— Ну, можно еще иначе, — ответил тот. — Просто когда котельная работает, то легче и надежнее тут. А так — есть и другие способы.
Он выжидательно смотрел на Скелета, ожидая, когда тот уйдет. Скелет подумал, подавать ли ему руку на прощание. Потом вспомнил, как этими самыми руками Клоун только что запихивал в огонь тела убитых людей. И не стал подавать руку.
Только выйдя из котельной, он подумал о том, что этими же руками завтра Клоун поведет своих детишек в школу…
Клоун в последний раз мелькнул на пороге двери, провожая Скелета, и потом захлопнул дверь, возвращаясь к своим обязанностям, в царство огня, пожирающего плоть.
Скелет завел машину и поехал обратно. Руки его не то, чтобы дрожали, но он вел машину неуверенно.
Была какая-то слабость во всем теле. Ему удалось напасть на след и получить хорошую, важную информацию. Но радости отчего-то это не приносило. Скелет как бы побывал в царстве смерти и осознавал это.
О занятиях Клоуна он, конечно, знал и раньше. Тот говорил ему достаточно откровенно. Просто Скелет никогда не интересовался подробностями, а Клоун и не распространялся о них. Теперь же Скелет все видел сам.
Он знал, что Клоун с помощником будут сидеть у огня, полыхающего в печи, до тех пор, пока не сгорит плоть. Потом подождут, когда сгорят скелет и черепа. Точнее, они не сгорят, но раскалятся, так что потом станет возможным расколотить их кочергой…
Или ломиком. Чтобы уже точно не оставалось никаких следов.
И вот, через полчаса, Клоун возьмет ломик и станет в тишине котельной крушить черепа и толстые кости скелетов… И будет стоять хруст, и тлеющая плоть угольками будет рассыпаться по полу…
Сжигать таким образом — это даже легче, чем замуровывать в бетон. Ничего не надо делать, не надо искать стройку.
Клоун знает свое дело, он давний специалист. Те, кто не хочет прибегать к его услугам или не знают его координат, поступают гораздо проще. У убитого отрезается голова и руки. Голова — чтобы не опознали по лицу или по зубам, а руки — чтобы не опознали по отпечаткам пальцев. Голова и руки уничтожаются в бытовых условиях, а тело выбрасывается. Пусть находят, все равно без головы и без рук никто его с уверенностью не опознает.
Но это — метод дилетантов. Клоун же — большой специалист. Если он взялся уничтожить тела — это гарантия качества.
Скелет проехал почти всю дорогу до дома машинально. Он был вял и только в конце обратного пути порадовался тому, что остался жив.
«Ему ничего не стоило меня грохнуть, — подумал он с благодарностью к Клоуну. — В письмо он все равно не поверил. Молодец, парень». Больше всего он был удивлен тем, что Клоун выполнил его просьбу с такой пунктуальностью. И даже показал место своей «работы»…