Нелюдь
Шрифт:
– Ну, ну, не шали! – хозяину все-таки пришлось схватить под уздцы заплясавшую на месте лошадь. – А вы, сударыня, не пугайте животное. Оно, между прочим, и без этого не сразу согласилось вас везти.
– Я могу и пешком пойти.
– Не можешь. Тут снега тебе по колено, а по снегу ходить – уметь надо.
– А я за вами и за лошадью. Вон какая тропа!..
– Сказано – верхом, значит, верхом. Вот в чем твоя беда – все лучше других знаешь и видишь. Только не думаешь при этом, что именно. И почему все именно так, а не иначе. Ты не злись, – Саша все-таки обернулся. – Это не в упрек, это для
– Слышала. Только там, по-моему, не розга, а трость.
– Хочешь тростью? – изумился ведун. – Да ты только скажи! Тут неподалеку орешник есть, так я живо! А если серьезно, то пешком тебе как раз нельзя. Даже если я за руку поведу. Туда, куда я веду – нельзя. И не пройдешь, не для чужих это.
– А я разве чужая?! Вы же сами говорили – Древняя Кровь, одна из нас!..
– Древняя Кровь сейчас много у кого есть… Голову! – волосы взъерошил очередной сук. – На тебе сейчас метка стоит, понимаешь? Печать, сигнал – как хочешь, так и назови. На тебя теперь наша охрана должна как на чужака смотреть. И не только она. Что, думаешь, Олег тебе лично глаза от дома все время отводит? А если бы ты пришла, когда его нет поблизости? Тут все просто, Татьяна. «Свой-чужой». Как на самолетах.
Про самолеты ей уже доводилось слышать. Сейчас больше интересовало другое. Сквозь сжатое обидой горло все-таки удалось протолкнуть:
– А… Снять?…
– Что, метку?! – Саша даже приостановился на мгновение. – Сама – и не думай! Такого наснимаешь – ни один экстрасенс не поможет! И психиатр, кстати. А из наших никто не возьмется, кроме самого Олега.
– Почему? Потому что он главный?
– Нет, не поэтому. Он вязал – ему и развязывать. Просто взять и убрать метку ко всем чертям – это и я бы смог. Хоть сейчас. Но не буду. И знаешь, почему? Это, я думаю, для твоей же пользы. Что-то он измыслил такое, чего мне пока что не видно. Хотел бы Олег от тебя раз и навсегда избавиться – ты бы вообще забыла, что с нами встречалась. Ладно, вот приедем, расскажешь все – может, что и прояснится.
– А долго ехать еще?
– Нет, не долго. Считай, уже приехали. Сама спрыгнешь или снять?
– Сама.
– Н-ну, как хочешь. Тогда слазь – и пошли, – Саша скинул ружье с плеча, перехватил поудобнее и растворился в кустах. Облетевших – только прутья из снега – но таких густых, что серо-зеленые пятна на одежде пропали из вида сразу же.
Легко сказать – слазь! Это в кино герои запросто прыгают с лошадей. Из любого положения и на любой скорости. А живая лошадь – она, между прочим, высокая. Не шкаф, конечно. Но явно повыше велосипеда. И спускаться с нее не так уж удобно. Минуты через две Татьяна все-таки сползла по черному боку. Пошатнулась. Земля почему-то не хотела стоять на месте, мелко подрагивала и норовила выскользнуть из-под ног. Причем скользила одновременно в разные стороны.
– Сударыня, вы скоро? – донеслось из-за кустов. Придется идти. Ходят же моряки по кораблю в шторм.
Это где же он умудрился пролезть?! Ветки шиповника и терна приглашающе помахивали колючками. Сплошная стена, ни тропинки, ни даже просвета. Мышь, возможно, здесь и сумела бы проскользнуть. Худенький молодой мышонок. Толстый оставил бы на кустах половину шкуры. Вместе с ушами и хвостом.
– Иди,
Верхнее зрение показало те же самые шипастые ветки. Только и разницы, что удалось различить быстро гаснущий след, свернувший с тропинки в непролазные дебри. Пойти по нему? Татьяна для проверки дотянулась рукой до прошлогодних листьев, застрявших среди шипов – мало ли, вдруг наваждение какое-нибудь? Вдруг этих кустов на самом деле нет? Чуть шершавые пластинки вздрогнули, похолодили ладонь.
– Ступай, не бойся. По моему следу иди. Ну-ка, шаг вперед!
И она сделала этот шаг. А потом – еще один. Зажмурившись, прикрыв лицо руками. Колючки скользнули по ладоням, по локтям, прощекотали… И пропали.
– Открывай личико, Гюльчатай, открывай! Прошла уже!
Она оглянулась. За спиной подрагивала та же самая непроходимая стена. За спиной! Татьяна с удивлением посмотрела на свои руки – ни единой царапины! Только зудящие красные полосы. Почесывалось, впрочем, все тело – даже ступни. Хотя их-то оцарапать никак не могло!
– Что это, Саша? Иллюзия? – она протянула руку к кустам – и тут же отдернула, уколовшись.
– Можно и так назвать. А вообще-то это гораздо… – ведун посмотрел на заросли, чуть пошевелил губами. – Мощнее, что ли. Другой уровень. Иллюзия – это когда видишь и чувствуешь то, чего на самом деле нет. Морок, одним словом. А эти кусты – они и есть, и их нет. Весной они цветут, осенью облетают – но пройти можно насквозь. Чешешься?
– Ага, – в самом деле, руки зудели ужасно. Как после пиршества комариного роя. Ничего себе иллюзия! – Так что же меня укололо, если там ничего нет?
– Память. Я не шучу, – Саша чуть кивнул, встретив ее взгляд. – Лес помнит, какими были и должны быть эти кусты. Ты помнишь, какие они колючие. А полосы – это от тех мест, на которых раньше были ветки.
– А как же верхнее зрение? – Татьяна снова оглянулась. Присмотрелась. Никакой разницы – эти кусты или вон те, шагов на двадцать в обе стороны. – Тоже память?
– Тоже. Просто закрепленная. Я еще студентом одну статью читал, про кирлиановские фотографии растений…
– Какие?!
– Неважно. Есть такой метод фотографии. Считается, что он позволяет делать снимки… Не люблю это слово, но придется назвать биополем. Так вот, если половинку листа отрезать и сфотографировать, на снимке будет виден контур целого листа. Здесь то же самое. Понятно?
– Не совсем. Почему так происходит? И что именно?
– Не знаю. Но наши научились это использовать. Научились где-то за пару тысяч лет до изобретения фотографии. Как тебе такая маскировочка?
– Великолепно, – девушка свирепо чесала ладонь. – А не настолько эффектно можно было?
– Нельзя. Это не для эффекта, это для эффективности. Погоди, я сейчас, – Саша снова нырнул в колючую стену. Послышался его голос: «Домой, Гривна, домой!» В ответ недовольно фыркнули. «Иди домой, я надолго!» Фыркнули еще раз, наконец глухо ударили копыта. Нехотя, медленно. Потом быстрее и быстрее, и наконец частая дробь стала удаляться и затихать. Ведун вернулся, потирая щеку.
– Тут никакая привычка не поможет, – проворчал он, перехватив чуть насмешливый взгляд. – Пошли, здесь уже совсем рядом.