Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2
Шрифт:
Логика… С логикой у Лимлина как-то средненько… Вот втемяшил себе в голову неверную предпосылку, что теперь удивляться, что выводы неправильные? Да много кто "на перспективу" не работает! Э-э-э… Дворник! В чем его перспектива? В том, чтобы завтра убрать больше навоза, чем сегодня? Да и кроме дворника — я кучу народу знаю, которые, пока им аванс не выплатят, пальцем не пошевелят… Так что Лимлин как всегда ошибается…
Ошибся, впрочем, я: Король не пригласил нас в приемную, но вышел сам, деловой такой весь из себя, на морде лица дума о судьбе отечества.
— Я не могу нарушить законы предков! — сказал он нам с Лимлином вместо "здрасьте". — Даже и не просите! Но пока полуэльф занят делом, на пользу Рода и Горы, он, конечно, может снять веревки. Разнарядку вам Кася выпишет!
Сказать,
— Так это на кухню, что ли? — прохрипел он, взяв со стола секретарши небольшой листок сероватой бумаги, но Король уже выбежал из приемной. Дурачок, чего сидел там, как партизан в засаде, надо было сразу убегать, а уж я бы за ним попрыгал — на одной-то ноге!
— На кухню, так на кухню… — равнодушно сказал я, видя, как мучается гном, — По мне, так самое лучшее место! Подальше от начальства, поближе к камбузу…
Тесто я раскатал в тонкий блин, мясо гномы провернули на мясорубке самостоятельно, и было оно хорошим, свежим. Капуста, зелень, лук… Тонкий хрустальный бокал засверкал у меня в руках, но я тотчас же приглушил его блеск, макнув в кадушку с мукой, чем вызвал целое белое облако. Хороший помол, тонкий… Кто понимает, так это самый важный момент — чтобы блестящий хрустальный бокал, именно хрустальный, воздеть над головой, а затем быстро, легкими круговыми движениями кисти, вырезать тонкими кромками бокала небольшие кружочки теста из лежащего на столе блина. Ловкость рук и глазомер — граница почти попадает на границу, так что от теста остается только "сеточка", которая мгновенно снимается, одним движением руки. А на столе остаются лежать идеально ровные кружочки — заготовки для самого моего любимого блюда, пельменей. Меньше пятисот штук и делать странно… Теперь лепить. Лепить надо под неспешный разговор с анекдотами и поучительными историями. Лепил Лимлин, лепил Бафер, лепили еще двое из компании разведчиков, не пожелавших оставить командира в одиночестве на кухне, откуда были изгнаны какие-то визгливые толстые и мордатые гномки, осыпавшие нас бранью и предсказаниями, что я, то есть проклятый и богомерзкий эльф, потравлю всю доблестную разведку Горы. Перчику в фарш я, действительно, сыпанул от души, ну так это и рецептурой закреплено и для пищеварения пользительно. С солью только вышел конфуз. Я уже схватил солонку. Чтобы подсолить воду в огромной кастрюле, предвкушая первую порцию пельмешек, как моя рука оказалась остановлена могучей дланью Бафера.
— Тут все язвенники, Петя, — заметил гном на полном серьезе, — так что каждый сам себе посолит. Вот и солонка на столе!
Какой-то обычай, не иначе! А язвенников среди гномов и нет почти — желудки у них луженые, не то что у нас…
Разговор за лепкой постепенно сошел на то самое, что так заботило Лимлина: правильно он сделал, или неправильно, что завез меня в гору. Надо, наверно, было расстрелять при встрече, а теперь приходится мучиться, да выполнять странные распоряжения полуэльфа, вздумавшего готовить на гномской кухне пельмени… Пришлось рассказать гномам пару баек о том, какая это "боевая" еда, как ее можно мешками зимой с самолета сбрасывать партизанам. Да-а-а! Несколько неприменимо к нашим условиям: зимой все разумные дома сидят, за заборами, засовами да замками. И все конфликты, все бои к зиме сами собой затухают…
— Ты все же виноват, Петя, — затянул старую песню Лимлин. — Почему ты со своим потенциальным работодателем свысока разговариваешь? Ты его уважать должен!
— Кому должен, всех прощаю! — отшутился я людской присказкой, хорошо известной гномам, как случайно удалось выяснить. — А свысока я разговариваю потому… что действительно выше вашего королька!
— Ха-ха-ха, О-хо-хо! — рассмеялись гномы на мою дурацкую и несмешную шутку. Простые души…
— Не парься, Лимлин… — весело проговорил я, зачерпывая вилкой фарш и выкладывая его на кругляшок теста. Придать пальцем форму, залепить тремя отточенными движениями, не отрывая пальцев, но скользя ими по тесту — зря что ли, в муке весь извозился! — свести концы в "барашек" и положить в ряд таких же молодцов. Красиво!
— Куда доступ? — поинтересовался Лимлин, кладя на маленький кругляш изрядный кусок мяса. Примял пальцем, попытался залепить — не тут-то было! Не слепляется, края не сходятся. Решил растянуть тесто до нужных размеров — порвалось! Вытер рукавом пот с лица, перекинул половину фарша с испорченного кругляша на целый, опять не лепится: замазал края, они жирные теперь…
— В библиотеку, конечно! Куда ж еще! — удивился я, в свою очередь.
— Куратора назначат, — прикинул Лимлин, откладывая злополучный пельмень, — в библиотеке работать просто так никому не дают! С куратором — пожалуйста, хоть с завтрашнего дня! И все равно наряд нужен…
— А пускай! — легкомысленно согласился я. Не век же поваром оставаться!
— Вареное мясо в тесте! И ты это поливаешь сметаной! И ешь??? Бр-р-р! — Касю, принесшую разнарядку "в библиотеку" на следующий день, усадили за стол, наложили пельменей с горкой.
— Разве он ест? Взял себе десять штук и на восьмом сломался! А пирожки-то маленькие, вот! — Лимлин, почему-то называющий пельмени "пирожками", сложил большой и указательный пальцы в колечко, типа О" Кeй. — По четыре десятка нормальная порция!
— Они же жирные, а мне фигуру блюсти нужно! — заявила Кася, бросая на меня загадочный взгляд. Хорошо, что среди гномок есть симпатичные такие пышечки, пампушечки… Не все гномки безобразны, надо признать, не все… Под такой взгляд только одно делать нужно… Я встал, расправил плечи, подхватил серебряную стопочку и сказал тост:
— За прекрасную Касю, на чьих хрупких плечах держится вся Гора!
И выпил… Водка под пельмени как-то сама собой образовалась…
С водочкой, знамо дело, застолье веселей пошло. И сожрано мной было немало — гномы только ненатурально удивлялись, куда столько влезает. А ведь через рубеж в двадцать пельменей я уж точно переступил! И значит, рекорд! Живот под конец праздничка стал напоминать даже не барабан, а туго набитый мешок мародера — не продавить! А потому что не пожалел капустки в фарш — вот и получились пельмешки вкусные да сочные. Кстати, вопрос: гномы капусту выращивают или покупают? Я ко второму варианту склоняюсь… Когда гномы изрядно захмелели, а красотка Кася, поскромничав, принялась закусывать, чему, если по совести, я был только рад, началось неизбежное:
— Ты меня уважаешь?
— Я тебя хоть раз обманывал?
— А давайте споем!
Гномы и спели какую-то из своих диких песен; ощущение было, что слон колыбельную поет. Слоны, как я помню, не поют, а трубят, вот и гномы трубили — густыми сочными голосами, но как-то в нос, гнусаво… Странно, но насколько я знаю гномий язык, песня была не про горы, а про дорогу. Если б я взялся ее переводить, то получилось бы что-то вроде старинной песни пришлых "Эх, дороги…"
Как всегда, во время пьянки, меня охватило состояние "расслабухи". Нет, я не слишком рвался плясать или петь, так, подмычал ради компании гномский мотивчик, но, если честно… Совсем другая музыка у меня в голове, совсем другая! Так не поймут ведь… Чтобы задавить в себе эти неприличные, с точки зрения гномов, позывы, я решительно вдавил пробку от водочной бутылки в первое попавшееся и ни в чем не повинное пирожное и повернулся к краснорожему Лилину с самым деловым видом.
— Я, Лимлин, новую одежду и оружие хочу у ваших мастеров заказать! Вексель с твоей подписью здесь примут к оплате? — вопрос был довольно-таки хамским, и я не задал бы его никогда, если бы не два фактора. И первым был тот, что я уже столько принял на грудь, что мне было глубоко фиолетово на все прочие факторы и политесы.
— Примут, — не обиделся Лимлин, — но оружие ты себе заказать не сможешь… Просто никто не согласится для тебя оружие делать — уточнил гном, — после того, как ты нашего Первопредка отказался почтить. Сам виноват!