Немцы и калмыки 1942-1945
Шрифт:
Субстанция калмыцкого народа, его социальная структура, и образ жизни остались практически неизменными несмотря на все попытки русификации вплоть до Первой Мировой войны.
И лишь при коммунистах калмыки, как и другие кочевые народы, почувствовали в полной мере «всю жестокость русского колониализма», теперь переодетого в другие идеологические одежды. Тот факт, что самые скромные национальные права калмыков теперь уже ничего не значили перед лицом так называемой «политической необходимости», резко противоречил торжественным обещаниям Ленина и вызвал протест даже со стороны и без того малочисленных в Калмыкии
При таких настроениях нет ничего странного в том, что калмыки как освободителей встретили тех, кто обещали им уничтожение коммунистического режима, прекращение русификации, восстановление религиозных, культурных и экономических свобод.
Немцы, в свою очередь, прилагали все усилия, чтобы никоим образом не разочаровать людей, которые питали к ним всё более растущее доверие. Хотя военные власти и в Калмыкии были поставлены перед необходимостью экономически ориентировать край на военные цели, они старались не оттолкнуть от себя население, и это им в значительной мере удалось. Так, с немцами работали не отдельные персоны и даже не те или иные группы населения, а практически всё население оккупированных немцами районов, о чём говорится в данной работе. (Такой выдающийся знаток темы как монголовед профессор Поппе тоже отмечает «массовый переход калмыков на сторону немецких частей».)
В трагических условиях войны немецко-калмыцкие отношения, естественно, не могли быть свободными от тех или иных помех. Но тем не менее они выдержали это испытание. Тысячи беженцев-калмыков добровольно присоединились к отступавшим немецким частям и позже просто отказались возвращаться на советскую сторону.
Что касается Калмыцкого Кавалерийского Корпуса, то он показал себя впоследствии как одно из самых надёжных добровольческих формирований среди других восточноевропейских народов. До самого конца войны калмыки мужественно сражались на стороне Германского Вермахта.
Если искать причины, которые объясняли бы эту проблему, то наименее убедительным является объяснение, что калмыки поддались немецкой демагогии и изменили своему «законному правительству».
И, конечно, не немцы несут ответственность за ту трагедию, которая обрушилась на калмыцкий народ по воле Советского правительства.
Сотрудничество с немцами было всеобщим, и его нельзя объяснить мерами оккупационных властей, которые сами часто первоначально сталкивались с большим недоверием.
На то были другие причины.
И тот, кто сделает скромный шаг назад в недавнюю историю, не сможет пройти мимо простого факта, что сотрудничество калмыков с немцами было вызвано именно той политикой, которая на протяжении десятилетий презирала самые естественные чувства и потребности населения и навязала калмыкам совершенно чуждую им идеологическую систему.
Если большинство калмыцкого народа, — среди которого было очень много представителей молодой интеллигенции, выросшей уже после революции, — воспользовалось первой же возможностью, чтобы избавиться от советского режима, то надо признать, что отношения между властью и народом были с самого начала трагически ненормальными. Это подтверждают и аналогичные события среди других национальных меньшинств.
Среди крымских татар, казачьего населения Дона, Кубани и Терека, народов Северного Кавказа, даже закавказских народов
Все эти народы и этносы оказались не просто не лояльны, а не лояльны в столь огромном масштабе, который разрешает уже говорить о массовом предательстве, — простой факт, который Конквист характеризует как плебисцит, и, который, будь проведён, дал бы те же результаты и среди других народов СССР.
Пред таким фактом уже невозможно говорить об измене тех или иных народов советскому режиму, наоборот, надо говорить обратное, а именно, что как раз советская национальная политика не выдержала испытания на прочность и потерпела полный крах в кризисном 1942 году.
Ответом Советского правительства на массовый переход подданных на сторону врага стали депортации и уничтожение целых народов, что, как известно, было заклеймено Хрущёвым на 20-м сьезде КПСС в 1956 году как преступление Сталина, которое — как теперь было приказано думать — являлось «грубым нарушением социалистической законности».
В 1957 году в ходе восстановления ленинских норм в партийной и государственной жизни проклятые народы были реабилитированы. Не все, конечно. Преступниками остались, например, волжские немцы, крымские татары, турки-месхетинцы.
Поворот в советской политике становится легко понятным, если вспомнить об отрицательном эффекте, который имел бы место в случае уничтожения малых восточных народов у быстро выходивших на мировую политическую арену азиатских стран. И прежде всего это касалось участи калмыцкого народа, остатки которого, оказавшиеся за советской чертой, объединились в Германии.
(О прочности их землячества говорит и ежегодное празднование праздника «Цаган» — национально-религиозного праздника калмыков 12 февраля.
«Сегодня, в День Праздника в Буддийском мире, мы, горсточка калмыков, которым удалось избежать советских мук, празднуем Буддийский Праздник и в глубокой скорби вспоминаем наших матерей, отцов, братьев и сестёр, страдающих в жестокой, грубой Сибири,» — говорится в приглашении Комиссии Калмыцкого землячества 09.02.1956 года.
«Верные последователи мудрого, милостивого, доброго Будды без ропота несут тяжкий жребий и всё горе, возложенные на них судьбой». После многочисленных обращений калмыки, проживавшие в Германии, получили разрешение на переезд в США, поскольку в их случае речь шла о представителях народа, проживавшего в Европе.
На защиту своих земляков, страдающих в Советском Союзе, поднялся, развернув активную деятельность с 50-х годов, «Калмыцкий Комитет по борьбе с большевизмом» в Мюнхене, который возглавили Санджи Степанов, Дорджи Арбаков и Джаб Наминов.
Были установлены контакты с буддийскими организациями по всему миру, были организованы запросы к различным правительствам и ООН в свете принятой ООН Конвенции о геноциде.
Степанов и Наминов находились в Бандунге во время проходившей там с 18 по 24 апреля 1955 года Конференции Афро-Азиатских стран и обращались ко многим политикам стран-участниц с информацией о судьбе калмыков (один из таких меморандумов был вручён, например, Чжоу Энь Лаю).