Немеркнущие надежды
Шрифт:
Собравшись с духом, она нырнула в клубы дыма и подняла обуглившийся пирог. В этот момент в коридоре раздался леденящий душу вой сирены противопожарной сигнализации, реагирующей на дым. В довершение ко всему остатки пирога выпали из ее рук прямо на ноги.
— Ну вот! — закричала она в отчаянии. — Ненавижу готовку! У меня никогда ничего не получается. Никому не нравится моя стряпня!
— Мне нравится.
Задохнувшись, Надя повернулась на месте и застыла с раскрытым ртом.
Казалось, он стал еще выше
Элли ринулась в уже протянутые к ней руки.
— Я знала, что ты приедешь! — закричала она, крепко обнимая Георга.
— С днем рождения, шалунья. Эти типичные для янки гласные, голос более хриплый, чем Надя помнила.
— Ты привез мне что-нибудь? — не удержалась Элли.
— Еще бы. — Он сунул руку в карман и достал небольшой серебристый пакетик. Глаза Элли стали круглыми.
— Драгоценности?
— Почему бы тебе не открыть и не посмотреть? — Взгляд Георга метнулся к Наде. — Если мама не возражает, конечно.
— Конечно, не возражает, — с трудом выдохнула Надя.
Он опустил Элли на пол и медленно выпрямился.
Забытая всеми сирена продолжала выть. Нахмурившись, Надя поспешила в коридор.
— Позволь мне отключить сирену, — бросил Георг. — У меня есть опыт.
К тому моменту, когда вой стих и Лейтон вернулся в комнату, Надя уже успела пригладить волосы и предостеречь себя от больших и красивых надежд.
— Мне не нужно, пожалуй, спрашивать, как ты поживаешь. — Царящий на кухне бедлам не мешал ему откровенно любоваться Надей.
— Пожалуйста, не спрашивай.
— Мне следовало бы написать или позвонить…
— Не обязательно. Тебя всегда ждут здесь.
— Это уже что-то.
Ей осточертела холодная вежливость, от которой они никак не могли избавиться, хотелось знать, зачем он приехал и как долго пробудет здесь. Но прямо спросить мешал страх. Страх, что услышишь не то, что хотелось бы.
— Я просто не знаю, как сказать… — Он засунул руки в карманы брюк. Его белая рубашка выглядела торжественно.
— Почему не сказать все прямо?
— Это кажется легко в твоих устах… Но мне-то не так просто.
— Мамочка, посмотри, что мне подарил Ален! — позвала Элли.
Надя перевела взгляд на дочь, державшую на ладони крошечный золотой медальон.
— Он… принадлежал моей матери, — объяснил Ален, когда Надя с изумлением взглянула на него. — Надеюсь, ты не возражаешь?
— Помоги мне надеть его, — потребовала Элли.
— Есть, мадам. — Лицо Георга сохраняло полную серьезность, его тон был торжественным. Элли хихикнула, поднимая волосы наверх. — А она почти не изменилась, а? — улыбнулся он Наде.
Сам же он изменился. Не только в одежде, но и в том, как Георг смотрел на Надю, как говорил и двигался. Это был совсем другой человек.
— Повернитесь, —
— Есть, сэр, — отпарировала Элли. Георг ловко защелкнул на ее шее изящную цепочку, поцеловал в затылок и отступил назад.
— Готово!
— Как я смотрюсь? — спросила Элли, переводя взгляд с одного взрослого на другого.
— Восхитительно! — произнесли они в унисон.
— Побегу вниз, покажу Джону и остальным, пока не пришли ребята. — У двери она обернулась и с тревогой спросила:
— Ты ведь не уедешь? Останешься на праздник?
— Обязательно останусь. Глаза Элли засверкали.
— Блеск! — воскликнула она и умчалась вниз по лестнице.
Георг нервно ходил по комнате в начищенных и непривычно блестящих туфлях.
— Я слышала, ты собрался продать свою хижину?
Он кивнул.
— После ремонта.
От его улыбки у нее закололо сердце.
— Порушил все, тупица.
— Тебе было очень тяжело тогда.
— Мне до сих пор не хватает Эдды. Особенно я ощутил это, проезжая мимо ее дома.
— Мне тоже. Думаю, и другим. Воцарилось молчание. Неужели так теперь будет всегда?
— Я рада, что вы с отцом помирились, — нарушила Надя возникшую паузу.
— Спасибо, он шлет тебе наилучшие пожелания.
— Очень мило с его стороны.
— Обязательно передам ему твои слова. — Вынув руки из карманов, Георг подошел к окну. — А городишко неплохо смотрится.
— Дела здесь пошли получше, В следующем месяце заработает новая фабрика. К больнице пристраивают еще одно крыло. — Поколебавшись, Надя тихо добавила:
— И все благодаря анонимному пожертвованию.
Надя замолчала, и Георг повернулся к ней.
— Это был ты? — спросила она, когда их взгляды встретились.
— Мы с отцом.
Морщины на его лице стали глубже, появились новые.
— Ужасно было? Я говорю о тюрьме.
— Не так страшно, как могло бы быть… Георг ждал, ему хотелось увидеть радушную улыбку, которую рисовал в своем воображении два долгих года.
— Ты, похоже, совсем не изменилась. — Он кашлянул. — Могло быть и хуже. Если бы взорвались спагетти…
Надя покраснела, а глаза ее потемнели от гнева.
— Ты хочешь сказать, что я не гожусь для ведения домашнего хозяйства? Это чистая правда.
Отшвырнув осколок стекла с пути, Надя ринулась к встроенному шкафу за веником и рьяно принялась за уборку.
— Извините, — бросила она, когда на ее пути оказались большие ноги Георга.
Ворча что-то под нос, он отступил на несколько шагов.
Закончив, она скрестила руки на груди.
— Я слушаю, говори.
Георг все еще думал о ее кремовой коже под шелковой рубашкой и вдруг обратил внимание на выражение ее глаз; они метали молнии. Его сердце также яростно стучало, в горле пересохло. Что она думала о нем? О них?