Немёртвый камень
Шрифт:
Артефакторы, а с ними кузнец, кинулись к близкому частоколу Кенарьков бегом. Караульный у частокола — веснушчатый сопливый малый — хотел было что-то сказать, но Бестия сшибла его с поста у ворот щелчком пальцев. Они вбежали внутрь, и Фелла начала отдавать команды тут же, на бегу:
— Дара, Нольдиус — замыкайте стазис на частокол, Хема и Рафла — на другой конец деревни, подхватите. Кристиан, стой пока здесь, будешь на подхвате… Я пойду на острие удара.
— Какого удара? — безмятежно осведомилась Дара. — В деревне его нет.
Кузнец, услышав
А вопли в отдалении так и гремели. Бестия посмотрела на раковину с недоверием.
— Сомнительно.
— Не видать тебе его, разлучница!!! — чудовищной силы вопль вычленился из многоголосых криков и ввинтился в воздух. Потом завизжали и заорали с новой силой. Нецензурно.
— Эм… моя баба, вроде, — прислушался к нецензурному кузнец.
Теперь с облегчением вздохнул Кристо.
— Опять вас, дядька Цеп, не поделили. А я было уж хотел спросить: что, жена у вас такая же ревнивая? Дара, иглеца точно здесь нет?
— Пока нет, но скоро будет. Мы просто его обогнали, а я ведь говорила, он не сразу находит дорогу…
— Какую схему обороны мы можем успеть организовать с учетом временных ресурсов? — привычно загнул Нольдиус.
Все опять вперились в Дару. Как артемаг-боевик Бестия была несомненно мощнее ее, но по тонкой работе с предметами Дара начинала потихоньку обходить всех в артефактории… как и по фантазии, касающейся «из чего можно создать такой-то артефакт». Неудивительно: разум Дары работал в таком направлении, что даже в трапезной она постоянно прикидывала, какие еще артеузлы можно наложить на обеденную тарелку.
Сейчас она дополнительно коснулась краев ракушки и покачала головой, глядя, как стремительно ползет багрянец к середине.
— Самую простую: кто не спрятался — я не виноват.
— Ох, — в ответ на это сказали Хема и Рафла.
— Нечт, — отметил Кристо. Нольдиус просто прикрыл глаза, потому что знал, что сейчас начнется.
— Начали! — гаркнула Бестия, в полном соответствии с его предположениями.
За время охоты на иглеца по разным селениям артефакторы хорошо успели выучить, что такое простейшая схема защиты. Она еще носила название «Волк и овцы». Иглец был призван играть роль волка, который вот-вот начнет пожирать бедных ягнят. Овцами были жители села. Несчастными, замотанными тупостью подопечных волкодавами выступали артефакторы.
Сначала нужно было собрать всех жителей деревни на одном месте, хорошо бы, открытом, чтобы можно было без помех выставить артемагические щиты. Да ещё надо было натянуть на «овец» побольше «шкуры». Иглец убивал при соприкосновении с незащищенной или плохо защищенной кожей. Ну, или если его сжимали. Или если на него наступали.
А «временных ресурсов», как выразился Нольдиус, было в обрез.
— Нам бы клуш-паникерш сюда, — посетовала Дара, когда они на пару с Кристо
— Зачем? — отозвался он. — Есть же бабки.
Бабки в целестийских деревнях были боевыми. У переездных лавок они набирали такую прыть и свирепость, что могли затоптать любого мага Кордона (особенно если он попытался бы пролезть вне очереди). С языков у них можно было сцеживать особо смертоносные яды. Но если уж ты дожил до старости в такой стране, как Целестия — поневоле будешь соответствовать.
Бабки Кенарьков отличались от остальных феноменальной реакцией.
Кристо и Дара не успели забежать в пяток домов и объяснить, что да как, а во все остальные здания уже барабанили морщинистые кулаки, и старушечьи голоса вопили:
— Вы что там, опять детей строгаете с утра пораньше? Охальники! Вас сейчас жрать будут! Хватайте что одеться — и все на площадь. Нападение!
— Лежебоки, головотяпы, клыкан вас укуси! Подымайтесь и на площадь, кому сказано!
— Горе! Беда! Дожили! Скорее одевайтесь и на сходку, а то…
После этого многозначительного «а то…» бабка шустро кидалась к следующему дому: паниковать было интереснее, чем объяснять.
Кенари в клетках (минимум по две в каждом доме) заливались удивленным пением. Кристо пару раз чуть не затоптали, а пару раз узнавали и пытались растерзать от жажды информации, но он каждый раз уворачивался и сам искал глазами знакомых.
Все знакомые немедленно служили на пользу общему делу.
— Ирте! Козодой! Бегите по домам, скажите народу поплотнее одеться — и на площадь!
— Нечт, я не понял чего-то… Кристо, ты, что ль?
— Жить хочешь? На площадь!
С девицами было труднее. Угроза жизни в их сознаниях часто вытеснялась присутствием потенциального жениха. Поэтому пару раз Кристо, выпалив в лицо очередной девахе жуткую новость про иглеца, слышал глупейшее хихиканье и что-нибудь вроде:
— Ой, а ты такой симпатичный стал… Это что — контрабандная маечка?
— По балде шарахну, — уточнял Кристо угрожающим голосом.
— А потом на руках понесешь, а-а-а-а?
А он-то забыл, насколько в деревнях помешаны на замужестве…
Бабки работали на заглядение, так что народ посыпался на улицы, приходилось только направлять на площадку в центре деревни. Сходочную, танцевальную, драчную — в разных деревнях площадки звались по-разному. В Кенарьках площадку гордо именовали Лужной — из-за здоровой лужи, вокруг которой вечно разгуливали подозрительные гуси.
Кое-кто, правда, не поверил опасности или решил прихватить с собой что-нибудь из дома — этих пришлось выдворять на улицу силой.
— Ну, на фига вам там поросенок?! Бегом, сказано!
— Так сопрут же!
— Кто сопрет — иглец? Тетка Бержа, да ведь времени уже нет, иглец же, слышали, скольких он поубивал?
— А вот ты и сопрешь! Знаю я твою рожу бандитскую! Да у тебя на лбу с рождения печать смертоносцев поставлена! Помню-помню, как ты у меня гуску утащил, Белочку, вот такие яйца несла…