Немёртвый камень
Шрифт:
Всё это Дара сообщила ему, пока их, связанных, тащили в обитель Ягамото. Одалиски косились подозрительно, не понимали целестийской речи и время от времени пинали под ребра. Кирпичные стены вокруг, которые недавно помпезно разрисовали иероглифами, казалось, излучали собой злорадство.
И теперь им только и осталось, что играть роли смиренных узников.
Пока получалось плохо.
— Да почему пачка-то?
— Кристо…других проблем нет?
— Другие проблемы мы сейчас решить не можем… почему пачка?
— Какого дохлого нечта ты у меня это спрашиваешь? Спроси у него. У одалисок вон спроси…
— Ну, ты ж
— Кристо!..
Остальные проблемы на секунду отвлеклись от своих дел и посмотрели на них. Потом помещение, которое Ягамото выбрал под свою мини-базу в Гайане, опять начало оживать. Юные наемницы волокли какие-то ящики и расставляли по столам вазочки — осторожно расставляли и с испуганными лицами. Кто-то волок стул, кто-то водил точильным бруском по катане…
С виду казалось — обычная деловая суета при переезде. Подумаешь — вазочки там расставляют, салфеточки раскладывают. Вот только Дара настолько напряжённо пялилась на некоторых одалисок и на предметы у них в руках, что становилось ясно: в комнате многовато артефактов. Ягамото, наверное, настолько спятил, что и впрямь таскает с собой любимую часть коллекции.
Да, и ещё посреди всей этой суеты с блаженным видом порхала главная проблема боевого звена Одонара. В балетной, как уже было сказано, пачке.
— Почему?!
— Может, штаны у него постирались, откуда мне знать-то…
— Так ведь он в джинсах.
— Кристо, по-хорошему прошу…
Действительно, пониже балетной пачки виднелись кривые ноги Ягамото, облаченные в дизайнерские джинсы. Повыше пачки располагались: скрюченное тулово, облаченное в растянутый джемпер, плоская и косоглазая физиономия (сразу, без шеи). Физиономия заканчивалась плешкой с очень редкими и седыми волосами. Коллекционер редкостей заметно постарел с их последней встречи. А ещё растерял где-то своих любимых «дефотек», раньше их было побольше. Оно и понятно, с таким-то поведением…
— Не ставить нефрит к розовому хрусталю! — по-петушиному высоко выкрикнул он, взмахнул ручками и в пятый раз подбежал к Даре и Кристо. — Переезды, переезды… совсем забываю своих молодых гостей. Ах, моя дефотика! — он опять деланно зашепелявил на японский лад. — В тот раз мы так нехолосе попурасярись! Я бежар… бежар… и теперь пока бегаю, да…
Он еще больше сощурился, а потом нагнулся вперед.
— Я вас убью. Вы же это знаете, да? Я уже долго всё жду… когда придет кто-то из Целестии. За мной и за моими вещами. Никто не получит этих вещей, — он обвел рукой зал, — чудесных вещей, никто недостоин из вашей своры… Девочка-самурай, ты можешь? Ты слышишь, какая музыка идет от них?
И он замахал руками, слегка подпрыгивая на своих кривых ногах. Плиссированная юбочка раскачивалась, как у заправской балерины. Кристо взглянул на Дару, выразительно вытаращив глаза.
— Артефакторная ломка, последняя стадия, — прошептала девушка на языке Целестии. — Он наполовину не соображает, что делает. Эти вещи сосут из него разум, а у него его и так кот наплакал.
Ягамото остановился и ощерил редкие мелкие зубы.
— Не мой язык, ни одной из моих родин, — зашептал он. — Невежливо, невежливо… какой артефакт помогает понимать иные языки? Ты знаешь, девочка? Однажды я пил из нефритовой чаши — и знал, о чем говорят крысы по углам…
— Оно и видно, — резюмировал
Ягамото забегал опять, подпрыгивая на поворотах, как очень старая и очень кривоногая балерина.
— Такие вещи… так мало уцелело после той нашей встречи… дефотика моя, сьто ты решира исукать тут? Это? Или это?
Дара окинула глазами артефакторный хаос, творившийся в комнате. Будто прикидывала — есть ли надежда на то, что именно то, что они искали, попало в избранную коллекцию Ягамото.
— Один цветок, который когда-то рос в нашей стране. Золотой Ирис.
— О-о! — расцвел Ягамото и в кои-то веки стал выглядеть более нормальным. — Да-да-да, цветок истины и тепла. Хороший выбор!
Он вприскочку, как девочка за леденцом, попрыгал к какому-то стеллажу, что-то отодвинул в сторону, зашебуршал, забормотал…
Когда повернулся — в его руках был Золотой Ирис.
Кристо понял это мгновенно. Во-первых, по лицу Дары распространилось неприличное благоговение, прямо как у прежней Бестии, когда речь заходила о Витязе. Во-вторых, в стеклянной колбе действительно находился бутон ириса необычного золотого цвета, распространяющий вокруг себя мягкое сияние. Ну, и в-третьих Ягамото сам это сообщил самым торжественным тоном:
— Золотой Ирис, — и поднял колбочку, чтобы ее можно было рассмотреть. — Да-да-да, невянущая истина. Эриза… Эльза рассказывала мне легенду о нём. Ты знаешь эту легенду, девочка-артемаг? О том, что этот цветок — тоже произведение… как вы называете строителей своей страны? Что когда-то, когда ваша страна была только создана, на ее лугах росли сотни таких, и их аромат смешивался с воздухом, потому в Целестии процветали мир и радость. Хе-хе. А потом пришли — как они назвали это? Какие-то рати, я плохо помню ту легенду, да. И истребили золотые ирисы все до единого. Очень грустно, хе-хе. Но осталось одно семечко, которое случайно попало в руки бедной маленькой девочки… Оно жило у вас в стране, да. Хранилось в семье бедной маленькой девочки. Маленькое золотое семечко, которое не хотело прорастать в почве родной страны. Так грустно. Эльза говорила — сотни лет назад кто-то додумался вынести семечко в наш мир через этот ваш… Кордон. И посадить здесь, чтобы потом вернуть в Целестию. И семечко проросло, только вот что-то случилось. Глупая сказочка, да-да. Тот, кто выносил семечко, остался здесь. Влюбился в местную… как это? Решил не возвращаться и забрал цветок с собой. Заточил, видишь? Эльза говорила — он хотел оживить магию этого мира. Чтобы у нас на полях тоже зацвели такие цветы. Но ему что-то помешало — может, пуля или нож. Длинная история, хе, не буду рассказывать ее целиком. Невесело, да. Ирис давным-давно попал за пределы Целестии — вот что важно. Его прятали. Хранили. Потом он был в коллекции, в Париже. Теперь у меня, уже четвертый год как у меня. Последний. Правда, красивый?
Дара не ответила, и Кристо струхнул при виде выражения ее лица. Там было что-то вроде «только дайте мне вернуть свою артемагию». Но голос был ровным.
— Да, очень. А он… ну, вы знаете… всё еще пахнет?
— Конечно, — Ягамото ласково погладил колбу. — Я не проверял, но это то, для чего он существует. Значит, пахнет. Эльза не хотела покупать его. Хотя я и так бы не продал. Такое искушение. Открываю эту крышечку… один вдох — и я становлюсь самым искренним, теплым, милосердным… Каждую секунду могу стать таким. Как только захочу.