Немезида (пер. Ю.Соколов)
Шрифт:
Он подвел ее к небольшому лифту. Инсигна еще не видела лифтов в Куполе и на миг почувствовала себя как дома, на Роторе. Правда, здесь тяготение было постоянным.
– Вот мы и пришли, – сказал Генарр.
Инсигна с любопытством шагнула в пустынный зал и тут же отпрянула.
– Мы под открытым небом? – спросила она.
– Под открытым небом? – удивился Генарр. – А ты боишься оказаться в атмосфере Эритро? Нет-нет. Не бойся. Над нами полусфера из алмазного стекла. Поверхность его даже не поцарапать. Конечно, солидный
– Ну вы тут и роскошествуете! – восхитилась Инсигна, прикасаясь к стеклу, чтобы убедиться в его существовании.
– Приходится – иначе людей сюда не заманишь. – Он вновь обернулся к прозрачному пузырю. – Конечно, временами идут дожди. А когда небо проясняется, стекло быстро просыхает. Пыль смывается днем специальным детергентом. Присядь, Эугения.
Спинка мягкого и уютного кресла немедленно откинулась назад, едва Эугения села. Рядом тихо вздохнуло под тяжестью Генарра второе кресло. Сразу погасли крохотные светильники на других креслах и столиках. И на распахнувшемся сверху черном бархате сверкнули искры.
Эугения охнула. В принципе она знала, что представляет собой звездное небо – по картам и схемам, моделям и фотографиям, – и знала во всех подробностях, но ни разу не видела своими глазами. Она обнаружила, что не ищет в нем интересные объекты, головоломные загадки, тайны, над которыми было бы интересно поработать. Она не пыталась разглядеть звезды, а любовалась узорами, в которые они складывались.
Давным-давно, думала она, когда люди вот так же рассматривали созвездия, и появилась астрономия.
Генарр был прав. Покой легкой невесомой паутинкой окутал ее душу.
– Спасибо тебе, Генарр, – каким-то сонным голосом произнесла Эугения.
– За что?
– За то, что ты вызвался сопровождать Марлену. За то, что рискуешь собой ради моей дочери.
– Я ничем не рискую. С нами ничего не случится. К тому же я испытываю к ней отцовские чувства. В конце концов, Эугения, мы с тобой давно знаем друг друга, и я к тебе очень хорошо отношусь,
– Знаю, – почему-то чувствуя себя виноватой, ответила Инсигна.
Она знала про чувства Сивера – тот никогда не умел их скрывать. Поначалу Эугения хотела покориться, но вскоре она встретилась с Крайлом и любовь Сивера стала ее раздражать.
– Прости меня, Сивер, если я когда-то чем-нибудь задела твои чувства, – сказала она.
– Ничего, – тихо ответил Генарр, и вновь воцарилась тишина.
Инсигне захотелось, чтобы никто не вошел и не нарушил это странное ощущение ясности.
Наконец Генарр заговорил:
– Я знаю, почему люди не ходят, на обзорную палубу ни здесь, ни на Роторе. Ты замечала, что там никогда никого не бывает?
– Марлена любит ходить туда, – ответила
Целый год она разглядывала оттуда Эритро. Надо было мне повнимательнее отнестись к ней…
– Марлена не такая, как все. По-моему, люди не ходят сюда вот из-за чего.
– Из-за чего же?
– Смотри сюда. – Генарр показал куда-то в небо, но в темноте Инсигна не увидела его руки. – Видишь яркую звезду? Самую яркую на всем небе?
– Ты имеешь в виду Солнце, наше Солнце, центр Солнечной системы?
– Вот именно. Если бы не эта звезда, небо Немезиды было бы таким же, как земное. Ну правда, альфа Центавра не совсем на месте, и Сириус чуть сдвинулся, но это мелочи. В целом точно такое же небо видели шумеры пять тысяч лет назад. Только Солнце выглядело иначе.
– И ты думаешь, что люди не ходят на палубу из-за Солнца?
– Да. Наверное, вид его вселяет в сердце тоску. Отсюда Солнце кажется далеким, недостижимым – словно находится в какой-то далекой вселенной. Вот оно, яркое, зовущее, напоминающее беглецам об их вине перед ним.
– А почему же тогда сюда не ходят подростки и дети? Ведь они мало знают о Солнце и Солнечной системе.
– Наверное, следуют примеру старших. Вот когда все мы покинем этот мир, когда на Роторе не останется тех, для кого Солнечная система не просто два слова – небо, думаю, вернется на Ротор, и здесь тоже будет полно народу. Если, конечно, к тому времени Купол не перестроят.
– Ты думаешь, могут перестроить?
– Как знать, Эугения, как знать?
– Но пока мы процветаем.
– Да. Верно. Но эта яркая звезда, эта знакомая незнакомка тревожит меня.
– Старое доброе Солнце… Что оно может сделать? Сюда ему не дотянуться.
– Дотянется. – Генарр не отводил глаз от яркой звезды на западе. – Люди, оставшиеся в поселениях и на Земле, непременно найдут Немезиду. Возможно, уже нашли. И не исключено, что заново изобрели гиперпривод. Может быть, вскоре после того, как мы улетели. Это событие не могло не подхлестнуть их.
– Это было четырнадцать лет назад. Почему их еще нет здесь?
– Быть может, они побоялись двухлетнего полета. Им известно, что Ротор рискнул, но неясно, преуспел ли он в своем намерении. Может, они думают, что наши останки рассеялись между Солнцем и Немезидой.
– Да, в отсутствии смелости нас не упрекнуть.
– Конечно. Как ты думаешь, предпринял бы Ротор эту попытку, если б не Питт? Ведь он и увлек всех за собой. Сомневаюсь, что в других поселениях найдется хоть один такой Питт… и на Земле тоже, Ты знаешь – я не люблю Питта. Я не одобряю его методы, его мораль – точнее, ее отсутствие, – неискренность, хладнокровие, с которым он послал Марлену на верную, как он полагал, погибель. Но, если судить по одним результатам его деятельности, он может войти в историю как великий человек.