Немезида
Шрифт:
– Какие люди, – добродушная улыбка затерялась в густой и прямой, как лопата, рыжей бороде. – Борис Борисыч, Тимофей Ильич, какими судьбами в такую рань?
– Стасик, чесслово, задолбал. С тобой так скоро совсем кончат переводами считаться.
– А что я? Я ничего. Я память тренирую! – явно веселясь, Стасик поднял вверх обнажённые ладони.
– Да знаем мы, что ничего, – фыркнул Филин и добавил тише, едва слышно, – на сто раз уже проверили. Так! Мы отвлеклись. Стасик, приведи мне товарища капитана в рабочее состояние, будь добр.
–
– Ага. И пожевать чо-нить, пока кишки в узелок не свернулись.
– Ы! А выпечка вся вчерашняя. И, честно говоря, последние пончики как-то не задались. Но есть батончики! Те самые!
– Да ла-а-адно! Ты всё ещё их заказываешь, серьёзно? – Тим заметно оживился и даже повеселел. – Штуки три гони сразу.
– Всё для вас, всё для вас, – Стасик тут же зарылся в свои шкафчики. – Борис Борисыч, вы как? По классике?
– Да, будь так добр.
Через пару минут Стасик выставил на прилавок стаканы – капучино с солёной карамелью для Тима и какао для Филина, затем туда же легли три арахисовых протеиновых батончика. И Филин, и Липин расплатились переводами. Стасик только кивнул в ответ – раньше, конечно, он проверял каждый, оттуда и пошла привычка обращаться ко всем по имени и отчеству, но с завсегдатаями это было не нужно.
Филин с Тимом разместились за угловым столиком у окна, и Тим тут же вскрыл один из батончиков, впившись зубами в облитую шоколадом протеиновую массу.
– И что за «те самые батончики»? – поинтересовался Филин, как всегда, склонив голову набок.
– А. Да Подрывника мы по ночи брали, как щас тогда завалились в «Коп&Бар». Тенёв на нервах не ел ничо дня два наверно, а у Стасика в ту ночь из еды, как назло, полный голяк, даж без вчерашних пончиков. Так вот, Стасик тогда из своих личных припасов достал вот такие же батончики и отдал нам всю коробку, отметить. С тех пор и пошло.
– Дело Подрывника… Помню, помню. Последнее оно у Тенёва было. Скучаю я по упрямому барану, не хватает его в участке.
– Так говоришь, будто помер он. Всего-то на пенсию вышел.
– Это ж Тенёв! Для него пенсия всё равно что смерть, а то ты сам не понимаешь. Не умеет он на месте сидеть… Так! Что у нас по новому трупу? Ты сказал, есть какие-то догадки.
– Отморозок-то? Ну, так, наблюдения, скорее. Вот сам подумай, шеф, много у нас народу так помирает? Ну вот фигак и замёрз насмерть. Я могу поверить, бомж так окачурился или какой-нить незадачливый турист, но наш товарищ человек приличный: чистый, постриженный, ухоженный. Да и не в лесу он, а посреди города. Это первое. Второе. Вот поставь себя на место человека, подыхающего от холода. Ну, вот не быстрая ж смерть. Ты б чо делал?
– Я бы, Липин, в такой ситуации не оказался. Но, ладно, допустим. Наверное, искал бы помощи, звонил в подъезды. Возможно даже вломился бы в какой-нибудь магазин, лишь бы согреться.
– Во-о-от! А он чистый. Недавно только таяло всё, и это получается,
– Несколько часов вообще ничего не касаться? Физически невозможно, если не ставить себе намеренно такую установку.
– Или ежели не в своём уме. Дядя заметил, у него зрачки расширены, ток зуб даю, не нарик это. Не-е-ет, наш отморозок слишком здоровый, крепкий, не спортсмен, но держит форму. Чую, чот тут другое. Походу, транк какой или тип того. И, если я прав, то мужика спецом накачали и выставили на улицу замерзать.
– Причём голым. Не совсем понимаю, зачем нужно было его раздевать донага – снять верхнюю одежду уже достаточно, он бы в любом случае умер за ночь.
– Судя по тому, как у него застыли волосы, мужик попал на улицу мокрым. Может, дело было где-то в бане или тип того. Он уже был голым.
– Мда. Человек порой… Бесчеловечен.
– С нашей работой давно пора привыкнуть, – Тим усмехнулся и махнул Стасику опустевшим стаканчиком, прося повторить. – Но это даёт зацепку: такие выверты делают или шизики или близкие. Походу, надо копать окружение и искать мотивы.
– Личность бы узнать, чтобы это самое окружение копать…
– Не кипиши, шеф, узнаем. Ну, сорок пятый год на дворе, трупешник из приличных. Он или пальчики сдавал, или лечился где, или искать начнут скоро. Найдём. Тем более дело вон, на особом контроле, никому его тянуть не сдалось.
– Да в тебе я не сомневаюсь, Тенёв тебя хорошо обучил.
– Тенёв меня надрессировал, чо уж. И да, не жалуюсь, хорошо. Но до него мне далеко.
– Ничего-ничего, ты нас молодой ещё, это Тенёв уж на пенсии сидит.
– Он ушёл как только, так сразу. Разница-т не велика у нас. Да оно и понятно тогда было.
– Так. Ладно. В печальные дебри разговор пошёл, нам и без того дела есть чем настроение подпортить.
– Шеф, Женька на каком месяце сейчас?
– Нормально ты так тему переводишь. Восьмой пошёл.
– Восьмой… Шеф, вали домой.
– Липин, а ты не обнаглел?
– Я – обнаглел. А ты вали к жене. Те щас тут делать неча.
– А сам?
– А у меня жены нет, – Тим усмехнулся. – Бахну ещё кофейку, потом завалюсь к дяде в морг, подожду результатов вскрытия. Ну, и дальше как пойдёт.
– Выходной я тебе возмещу.
– Да первый раз чтоль? Вали давай. Женьке от меня привет.
– Липин… Спасибо.
В ответ на прощальный кивок, Тим привычно махнул рукой с двумя выпрямленными пальцами, и только после этого забрал у Стасика второй кофе. Сам Стасик в дела полиции никогда не лез, вопросов не задавал, а если что и слышал, то молчал. В отличии от своей напарницы Зойки, которую, конечно, все очень любили, но уважали куда меньше, чем молчаливого Стасика.
Подумав, Липин развернулся, не дойдя до столика, и вернулся к прилавку, на который облокотился. Стасик, весело улыбнувшись, отзеркалил его позу – разве что стаканчик в руках не держал.