Немного героина для невесты Казановы

Волкова Екатерина

Выслушивая Марину на зачетах и экзаменах, Гоша умел сохранять внимательное выражение лица и одновременно гладить Марине колени. От предчувствия опасности у нее холодели руки, а сердце опускалось в низ живота.

Но за пять лет лекций и свиданий намертво привыкаешь и не к такому. Оставаясь ночевать у Марины, Гоша все чаще просто засыпал.

Никаких сюрпризов в отношениях с Гошей Марина не ждала, поэтому после Юлькиного звонка стала одеваться со значением. На улице тепло, так что легкая шелковая мужская рубашка, джинсы и любимый

бархатный пиджак, перекинутый через сумку с книгами, — вполне подходящий набор.

Институт искусства, который заканчивала Марина, располагался в самом центре Москвы.

У стенда с надписью «Творчество наших (вторая часть — студентов и преподавателей» — давно отвалилась) толпились студенты и преподаватели. Предметом бурного обсуждения был разворот какого-то журнала.

Должно быть, это чья-то статья, снабженная иллюстрациями, — но какими! Фотографии полуголых мужчин, женщин и животных в самых разных сочетаниях и позах. В интерьерах, напоминающих о начале прошлого века. Может, это была порнография высокого пошиба, но, несомненно, порнография.

Карточка, приколотая к странице, гласила: «Журнал «Русский эрос» № 19». Самый скандальный, самый бульварный журнал из тех, что продают угрюмые типы в подземных переходах. В Институте искусства, словно специально созданном для маменькиных сынков и папенькиных дочек, о существовании таких изданий многие студенты и не подозревали.

Заголовок кричал: «Последний великий развратник!» — а подписана статья была Гошей. Игорем Всеволодовичем, уже не первый год сеющим разумное, доброе, вечное в стенах бывшего идеологического вуза номер один.

— Ну как шутка, удалась? Все уже узнали и вот-вот лопнут, — раздался у Марины за спиной Юлькин голос.

Марина ахнула:

— Так это ты все устроила?

— Здорово я придумала? — Лицо Юльки светилось от счастья.

— Зачем? Его же выгонят! — испуганно заговорила Марина. — Ректор его в пыль сотрет. Он больше никогда не найдет работу.

— Вы только посмотрите на нее! Жалеет этого вора и предателя.

— Вора? — Марина не поняла. — Почему вора?

— Так ты ничего не знаешь? — Юлька затряслась от возмущения.

— А что случилось? Что я должна знать?

— Это же твоя дипломная работа, твоя книга, твой Казанова.

Марина недоверчиво посмотрела на подругу:

— Этого не может быть, — прошептала она. — Ты ошибаешься.

— Не может быть? Поди почитай! Он даже не изменил порядок слов, просто отнес туда твои листочки со своей подписью. Думал, никто не узнает, — цедила Юлька сквозь зубы. Интересно, сколько в бульварных журнальчиках платят за строчку?

Марина пробралась назад к стенду. Строчки поплыли у нее перед глазами, она не могла поверить. Гоша, друг, научный руководитель, украл у нее и выпачкал в грязи самое дорогое, что она ему доверила. В этот миг она ненавидела его.

Джакомо Казанова был для Марины почти всем, чего ей не хватало в жизни. Она относилась к нему как

к ребенку, рожденному в любви, и как к единственному в ее жизни настоящему мужчине. И как к блистательному писателю, лучшему, любимому. Все современники Марины в сравнении с Казановой пигмеи. Отношение ее друзей и близких к Казанове было проверкой для них. Если человек в присутствии Марины называл имя Казановы в одном ряду с Дон Жуаном, маркизом де Садом или кем-нибудь еще в том же роде, то человек переставал для Марины существовать.

Казанова не был ловеласом, как Дон Жуан, или сексуальным маньяком, как де Сад. Он был страдальцем, отданным на растерзание собственным страстям. Он был блистательным страдальцем, который даже в нищей старости сохранил свое величие.

А если человек называет Казанову «великим развратником» и получает за это деньги в жалком порнографическом листке, то ему следует держаться от Марины подальше.

Дипломную работу Марины хвалили все во главе с Гошей. Ректор, Морозов Сергей Сергеевич, даже пообещал: если защита будет успешной, то она поедет на месячную стажировку в Италию. На родину, между прочим, Казановы. А в тамошнем университете ей могли предложить что-нибудь такое же захватывающее. У Марины голова шла кругом, когда она думала об этом. А теперь, после такого скандала — прощай, Италия.

Марина чуть не плакала. И тут она увидела поднимающегося по лестнице Гошу.

Взгляд его был, как всегда, рассеян, по болезненно-бледному и все-таки привлекательному лицу блуждала улыбка. Руки спрятаны в карманы небрежно застегнутого плаща. Это же ее Гоша, бестолковый и ласковый друг, вечно теряющий ключи и зажигалки, не способный заплатить за чашку кофе в институтском кафе, но такой пылкий в постели и одновременно такой родной, привычный. Как любимый щенок. А любимые щенки не способны на предательство.

Гоша медленно приближался к Марине и не замечал, что все взгляды обращены на него.

— Как дела? — спросила Марина первой.

— Знаете, Мариночка, благодаря вам дела мои пошли на лад. Вы — мой счастливый талисман. Вы это заслужили. — Гоша, всегда обращавшийся к Марине на «вы» в присутствии посторонних, протянул ей плитку ее любимого горького шоколада и галантно поклонился.

Такой наивной наглости Марина вынести уже не смогла. В глазах у нее потемнело, она размахнулось изо всех сил и залепила Гоше звонкую пощечину.

— Ах ты, подлец, предатель, мелкий воришка! Решил заплатить мне шоколадкой? Думал, я ничего не узнаю? А как же моя работа, моя поездка в Италию? Я уже чемодан собрала. С чем я туда поеду? С твоим журнальчиком?!

Марину трясло как в лихорадке, по щекам ее текли крупные слезы.

Первокурсники, обступившие их, заулюлюкали от удовольствия. Не часто в их внешне чопорном институте происходили такие душераздирающие сцены. Марина огляделась, краска прихлынула к ее лицу. Она бросилась вниз по лестнице и выбежала на улицу.