Немного грусти в похмельном менте
Шрифт:
— Бывает, — вздохнул Молодец.
— Ну вот, — Моргулис глубоко затянулся. — Я один и поехал. Посмотреть что к чему.
— И как?
— Похоже, была мокруха, Петрович. Там и без криминалиста все ясно. Там, понимаешь… живет-то он в отдельной квартире, но там такой бомжатник!.. Мама не горюй! В сортире даже унитаза нету. Все пропито. И вони-ища… И, что главное, — вся ванная кровищей заляпана. Так… затерто кое-как, и все. Но крови, судя по всему, много было. И клочья волос черных. Короткие такие.
— А тех, кто сигнализировал, нашел?
— А как же. Соседи по площадке. Вот они мне и рассказали — не один он жил. То есть народу к нему шастало много, это понятно. Бухарики [24]
24
Бухарики (жарг.) — граждане, часто употребляющие алкоголь и ведущие асоциальный образ жизни.
— Да… — задумчиво констатировал Молодец. — Похоже, все сходится.
— Ну?.. А я что говорю?
— А сам-то он чего говорит?
— Ну, Петрович… ты уж меня извини, конечно, но ты же сам видел, в каком я состоянии самочувствия находился… Я с ним особо и не разговаривал, так… отоварил [25] пару раз, чтобы не мешал следственному процессу. А потом… чего с ним разговаривать? Конечно, он отпираться будет! Еще как! Но… бак-то мусорный, положим, вывезли уже. Тут все — с концами. Но кровь в ванной — это раз. Она ж никуда не делась? Друганов его потрясти — это два. Короче… наскребем улик. Да он у меня и сам сейчас расколется. Вот, — бля [26] буду!
25
Отоварить (жарг.) — в данном случае — произвести физическое воздействие насильственного характера на гражданина (граждан).
26
Бля (бляха, блин) (разг.) — русское идиоматическое выражение, служащее для более гармоничной связки слов в предложении.
— Ну что… — шмыгнул носом Молодец. — Работай, Коля.
— Ага, — кивнул, Моргулис и покосился в сторону сейфа. — А… это…
Молодец проследил за его взглядом, вздохнул и развел руками.
— Как же мы его, ящик этот, так быстро уговорили? — почесывая затылок, Моргулис вышел из кабинета.
А вот старшему лейтенанту Виктору Лобову, сотруднику того же самого «убойного» отдела, которым командовал майор Молодец, сегодня грустно не было. И даже наоборот. Он шел на службу в приподнятом, так сказать, состоянии духа и даже что-то легкомысленно при этом насвистывал.
«А почему?» — спросит какой-нибудь недогадливый читатель.
Ну что ж, есть у нас ответ на такой вопрос. И никакого в этом особого секрета нету.
Витя Лобов был женат. И по причине полного отсутствия собственной жилплощади проживал совместно с родителями жены. То есть, с тещей и тестем.
Проработав всю свою сознательную жизнь на заводе и весьма прилично там при советской власти зарабатывая, он привык ни в чем себе не отказывать (в том плане, что, придя с работы, садануть под тарелочку борща грамм триста водочки вовсе никаким излишеством не считал). И даже выйдя в конце восьмидесятых на пенсию, в особых переменах уклада жизни и привычек нужды не ощущал. Но когда настали злые девяностые… когда с привычным рубликом стало твориться тако-ое… Он как-то присел и, считая цифры «столбиком», вычислил, что его пенсии (если перевести ее на количество потенциально купленных в магазине бутылок водки) хватит… хватит… Он еще раз пересчитал, отшвырнул карандаш, крякнул, крепко по-пролетарски выругался, глубоко задумался и стал конструировать самогонный аппарат.
Мужик он был рукастый, к работе по металлу привычный, и агрегат у него в результате получился такой… что просто любо-дорого! Ну, просто одно слово — загляденье! Небольшой такой, компактный, но продуктивности-и… просто фантастической. Хоть на выставку достижений народного хозяйства его выставляй. Но аппарат — это же еще только половина дела. Верно? А рецепт? Хоть, казалось бы, и рецепт — дело нехитрое, но… вот тут он уж решил подойти творчески. И стал изыскивать самый рациональный. В том смысле, чтобы… в начальной стадии производства — минимум материальных вложений, а на конечной — максимальный выход желаемого продукта. И чтобы непременно отменного качества.
Что тут скажешь… Над этим сам Менделеев голову ломал. Целый научный труд написал.
Короче говоря, растянулся процесс изобретения самого рационального рецепта искомого продукта у тестя Вити Лобова на годы. Затянуло его это дело. Ну… одно слово — научные изыскания. Причем не для себя старался — для людей, для народа. Мечтая о том, что как только этот его труд увенчается успехом — искомый рецепт немедленно будет им опубликован в печати. Конечно же, с чертежом аппарата. И не надо ему ни славы, ни денег. Главное, чтобы народу жить легче стало.
А поскольку сам он за все эти годы уже напрочь потерял способность отличать… хорошее от очень хорошего, и занимала его на сегодняшний день уже исключительно проблема удешевления процесса, то и нуждался он в дегустаторах. Зятьку Витьке он уже не верил — тому, гаду, нравилось вообще все, что капало из аппарата тестя, Витька для него уже был не авторитет. Но за годы заводской своей жизни всем своим существом проникся тесть Лобова убежденностью в том, что один человек ошибаться может, могут ошибаться и двое. Но коллектив не может ошибаться никогда. Вот поэтому каждый новый образец своей продукции вливал он в пятилитровую полиэтиленовую канистру (в которых продается магазинная питьевая вода) и вручал Витьке, чтобы тот отнес на работу. Пусть коллектив попробует и скажет свое мнение.
Коллективу каждый раз нравилось все.
Но чтобы не лишиться подобной халявы, каждый раз опера через Лобова передавали его тестю свои пожелания.
— Знаешь, бать, — говорил Витька вернувшись со службы. — Мужики говорят, что… пьется мягко, но вот как-то… горчит он уж больно. И потом, знаешь… отрыжка такая…
— Это небось от турнепсу… — задумывался тесть.
— Во! Наверняка от турнепсу, — кивал Виктор и протягивал ему пустую канистру. — Может, его на что-нибудь заменить, а?