Немного магии
Шрифт:
— Я… — он запнулся и взъерошил волосы на затылке, безуспешно пытаясь подобрать слова. С красноречием у него, в отличие от красных ушей, как-то не складывалось. — С тех пор, как проснулся мой дар, я всегда ощущал его как холодок где-то… — ещё одна запинка. — Где-то в животе. Как будто сильно замёрз и никак не можешь согреться, хотя уже спрятался в дом и сидишь у огня.
Я понятливо кивнула. Мой собственный дар тоже будто бы поселился где-то под грудиной и горел там размеренно и ровно, будто свеча в темноте. Особого неудобства это не доставляло — только на первых порах, когда мне казалось, что магия жжется, как огонек свечи, которую поднесли слишком близко к коже. Но со временем я привыкла,
Почти все.
— Рядом с тобой этот холод пропадает, — беспомощно улыбнулся Тэрон. — Мне снова становится тепло. Я почувствовал это с первого взгляда.
Кровь бросилась мне в лицо. «С первого взгляда» — это звучало не просто неподобающе, это звучало непозволительно, но до того лестно, что я едва не вспыхнула в самом прямом смысле слова.
— Профессор Биант сказал, что я должен был насторожиться ещё тогда, — виновато признался Тэрон, кажется, из чистого упрямства не отводя взгляд. Я из чистого упрямства отвечала тем же, хотя смотреть ему в глаза было невыносимо. — Что настоящие эльфы часто отказываются говорить с одаренными людьми именно поэтому — чувствуют, как их магия отзывается и начинает строить ту самую связь. Из-за этого их долгое время и считали высокомерными и спесивыми, но на самом деле… — он опять запнулся и наконец-то потупился, снова взъерошив волосы на затылке. — Не знаю, правда, что ими двигало: то ли забота о людях, то ли банальное нежелание выстраивать связь с кем попало. В смысле, я не считаю тебя кем попало! — поспешно выпалил он и накрыл ладонью мою руку, придерживающую раскрытую книгу, хотя я ничем не выдавала своего отношения к его подбору слов. — Но те эльфы вполне могли так думать о человеческих магах. А связь… до вчерашнего вечера я ощущал только тепло, как будто после долгой дороги пришел домой и сел к огню. Но потом… знаешь это ощущение, когда из камина вылетает искра, и ты подсознательно понимаешь, что она слишком большая и может поджечь что-нибудь?
Я неуверенно качнула головой. Следить за каминами в обязанности воспитанниц «Серебряного колокольчика» не входило — достаточно было следить за собой. И ничего не поджигать, разумеется.
— Я даже не понял, как оказался в зале накопителей, — сознался Тэрон, — и откуда знал, что делать, — тоже. Но в тебе был огонь, слишком много огня, я это… не то чтобы видел, скорее ощущал… и, кажется, вытянул его из тебя, как это обычно делают накопители, — неуверенно произнес он и, помолчав, добавил: — Было горячо. И холода я не чувствовал до самого утра, хотя и обращался к дару, когда испугался, что подпалит меня самого.
— Накопители вытягивают дар не так, — сообщила я, не подумав, и покраснела. Но идти на попятный было поздно. — От огненных накопителей веет холодом. От тебя — нет, — я осеклась, размышляя, стоит ли упоминать то волшебное умиротворение, которое испытала в тот день, но не могла решиться.
Разговор в итоге прервала Хемайон — просто воспользовалась паузой и вежливо откашлялась, без слов напоминая, что мы с Тэроном здесь не одни, а ей до крайности неловко ощущать себя третьей лишней.
Я встрепенулась и закрыла книгу. Заодно и руку высвободила — Тэрон и не думал ее отпускать.
— Значит, на самом деле ничего опасного в этой связи нет? — полувопросительно произнесла Хемайон, кажется, только ради того, чтобы напомнить, зачем мы собрались над этой книгой. — Может быть, профессор Биант просто переживал, что огонь в печах и так некому поддерживать, а тут ещё и эта связь?
Я неопределенно пожала плечами. По ночам в Эджине и впрямь бывало зябко, но о чем на самом деле переживал профессор Биант, знал он один, и я не хотела тратить время на пустые догадки.
— Слишком
Я помолчала, собираясь с мыслями, и повернулась к Тэрону.
— Думаю, будет куда благоразумнее поискать другие книги на эту же тему, — сказала я. — Возможно, поговорить с кем-нибудь ещё из профессоров, специализирующихся на эльфах. Я не вижу смысла рубить с плеча и портить дружбу из-за чего-то, что мы не понимаем, но хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.
Тэрон горячо закивал и подался вперед, бессознательно сокращая и без того небольшое расстояние между нами. Я заставила себя держаться прямо.
— Если ты почувствуешь что-то странное и непонятное, то сразу скажешь мне и не станешь ничего утаивать, — попросила я, — как бы странно и неловко это ни звучало.
На середине моей реплики Тэрон, похоже, уже собрался без раздумий ответить согласием, но, стоило мне договорить, как он резко захлопнул рот и укоризненно взглянул на Хемайон.
А она виновато развела руками.
— Ты не просил об этом молчать.
— Знаю, — выдохнул он, мучительно покраснев.
Кажется, мой цвет лица тоже сложно было назвать подобающим, но я всё-таки заметила:
— Это едва ли подходит под определение «странное и непонятное».
Тэрон нервно дёрнул уголком губ, обозначая улыбку, и промолчал — будто воды в рот набрал.
Впрочем, в его случае это могло быть вполне буквально.
— Мне не хотелось бы, чтобы пара невинных вопросов впоследствии стала причиной того, что ты будешь неловко ощущать себя в моем обществе, — как можно спокойнее произнесла я и заставила себя улыбнуться, — или посеяла раздор между тобой и Хемайон. Вы оба — мои дорогие друзья. Пусть так и остаётся впредь.
Кто знает, может быть, этого будет достаточно, чтобы связь осталась на нынешнем уровне? Лишаться ее вовсе я не была готова.
Но не призналась бы в этом и за все сокровища мира.
Глава 14. Тхеси
Мне снился рыцарь на великолепном черном жеребце с длинной гривой, заплетенной в трогательные косички. Рыцарь примчался к высокой башне на холме и теперь изнывал в своих доспехах на солнцепеке, потому что я никак не могла решить, нужно меня спасать или нет.
У дракона, сторожившего башню, были невозможные глаза — черные в прозелень, как темный малахит, и прозрачные веки. Дракон печалился и тоже изнывал, потому что никак не решался попросить меня не бросать его в одиночестве. Он ведь старался, возводил эту башню из грез и утреннего тумана, оплетал стены цветущими лозами, стеклил окна зеркалом воды и выстилал кровлю собственной чешуей. Самые сладкоголосые птицы пели у подножия по его приказу, и дожди и невзгоды обходили ее стороной…
А рыцарь вот не обошел. Торчал теперь внизу, звал меня по имени, портил птичьи песни. Вредина.
Я бы его прогнала, но жеребец был сказочно хорош. А единственное, чего в волшебной башне не было, так это свободы мчаться с ветром наперегонки…
— Аэлла! Миз Доро!
Но хозяин чудесного жеребца был до того гнусав и противен, что я всё-таки почти решилась отослать его прочь. А потом вдруг поняла, что голос звучит наяву, и резко распахнула глаза.
Фасулаки встретился со мной взглядом, неловко кашлянул и выпрямился. Я тоже села прямо и потерла щеку: кажется, книга, над которой я заснула, не потерпела пренебрежительного отношения и мстительно отпечаталась на лице.