Немного скандала
Шрифт:
– Поймет? Не уверен, что даже я могу это понять.
Где доказательства этому мрачному заявлению? А вокруг – солнечный свет, напоенный цветочными ароматами воздух, зеленое море парка. В такой обстановке верить отцу казалось просто невозможным.
Но отец продолжал бесстрастным тоном, тщательно подбирая слова:
– Отец утверждал, что это была дуэль. Паттоны уверены, что это было убийство. Как я уже напомнил, мы – наследники чести и славы наших предков за восемь веков их истории. Невероятно, чтобы мой отец просто взял и застрелил Хатауэя в приступе ярости, узнав о позоре сестры. Но свидетелей
У Алекса перехватило в горле, но он сумел спросить:
– Секундантов не было?
– Ни единого. Я был слишком молод и мало что помню, да мне бы и не рассказали. Влияния отца хватило, чтобы замять скандал из-за того, что Хатауэй обесчестил его сестру. Леди Хатауэй вряд ли хотела публичной огласки, так что все держали в тайне, насколько было возможно. Вот и все, что мне по сей день известно.
Итак, обе семьи погрязли в обмане! Потребовалась долгая минута, чтобы осознать разнообразные последствия этой лжи, но у Алекса было такое чувство, что отец прав. Будет нелегко объяснить Эмилии, что их деды вступили в смертельную схватку. Вероятно, именно поэтому он до сих пор ничего ей не сказал.
Снова тема «влюбленных под несчастливой звездой». Как он устал от этого! И при чем здесь ключ, черт подери?
Александр задумчиво произнес:
– Мне становится ясно, в чем причина раздора между вами и отцом моей жены. Ваш отец убил его отца, и не в честном поединке, как я раньше предполагал. Обстоятельства его смерти вызывают сомнения… Многие ли мужчины, пережив подобное, сумели бы сохранить симпатию друг к другу?
– Его отец воспользовался неопытностью юной сестры моего отца. Скажи, чего еще он заслуживал, если не воздаяния за сей чудовищный проступок?
С подобным заявлением Алекс согласился бы всем сердцем, будь он сторонним наблюдателем. Но у него был свой интерес, да еще какой!
– Я прочел письма. У них была любовь.
– При чем тут любовь? – сурово оборвал отец. – Она только начала выезжать в свет, а он был женатый человек.
– Вы полагаете, что можете приказать сердцу? – Алекс невольно повторил слова Майкла. – Над любовью никто не властен. Иначе я не выбрал бы девушку, против которой ополчилась моя семья.
После недолгого молчания отец невозмутимо заметил:
– Действительно, я бы желал ей другого отца… кого угодно, право же! Но меня это задевает гораздо больше, чем других членов семьи. Оба твоих брата, кажется, совершенно очарованы. И Диана вдруг напустила на себя вид доброй невестки – тут меня не проведешь. Помимо красоты, у твоей жены есть умение нравиться.
Кажется, впервые в жизни отец и сын разговаривали по душам. Хоть что-то доброе в их невеселом положении.
– Она… другая. – Алекс улыбнулся. – Настоящая – вот самое правильное слово. Сначала я вместе с Эмилией негодовал: как Хатауэй смел заточить ее в загородном доме, забыв о ее существовании?! Теперь я ему благодарен. Она лишена притворства. Эмилия знает, что собирает дань всеобщего восхищения благодаря красоте, положению в обществе и солидному приданому. Но она достаточно
– Слова ослепленного любовью…
Безумно влюбленного, да! Разве это грех? Разве он пытается уйти от реальности, от того, чего требует создавшееся положение? Нет.
– Я счастлив, – спокойно сказал Алекс, – и не собираюсь отказываться от счастья ради застарелой вражды двух семей, которые, похоже, ведут необъявленную войну!
– Необъявленную? Тут ты ошибаешься, сын мой. – Отец встал, внимательно глядя на Алекса. Его лицо снова скрылось за привычной маской высокомерного патриция. – Линия фронта определена много лет назад.
Эмилия поблагодарила лакея, который провел ее до дверей личных покоев герцогини. Расправив плечи, она вошла в гостиную. Дверь за ней мягко затворилась.
Она очень надеялась, что ей предстоит отнюдь не словесная перепалка с последующим церемонным отступлением. За то небольшое время, что Эмилия провела в свете, она уже научилась распознавать признаки, но опыта для пикировки с герцогиней ей явно было недостаточно.
Роскошно убранную комнату заливал солнечный свет. Бархатные драпировки нежно-голубого цвета, тот же оттенок голубого в узоре лимонно-желтого с кремовым ковра; изысканная мебель, как раз на женский вкус. В простенке – огромное зеркало над резной каминной полкой итальянского мрамора, которое делало просторную комнату еще светлее. На одной из стен висел поразительный портрет молодой женщины. Белокурые волосы уложены в виде башни, изящная рука покоится на плече черноволосого мальчика. Они стояли на холме, в обрамлении покрытых густой листвой деревьев.
– Это я и ваш новоиспеченный свекор. – Голос доносился из дверного проема, ведущего в соседнюю комнату, предположительно спальню герцогини. – Разумеется, картина была написана много лет назад, но это одна из моих любимых.
Обернувшись, Эмилия присела в торжественном реверансе. В гостиную вплыла пожилая герцогиня.
– Доброе утро, ваша светлость.
– Поскольку вы, очевидно, теперь моя внучка, нет нужды держаться столь официально, леди Эмилия. Прошу садиться.
Прохладный тон, четко произнесенные слова не сильно обнадеживали, однако Эмилия выпрямилась и присела на оттоманку, обитую тканью в цветочный рисунок. Герцогиня предпочла стул напротив – похоже, это было ее привычное место. Между ними стоял столик, столешница которого была инкрустирована перламутром. Незамедлительно явилась горничная и поставила на стол маленький поднос с крошечными чашечками и фарфоровым чайничком.
– Обожаю пить по утрам шоколад, – сообщила герцогиня.
– И я тоже, ваша светлость.
– Вот как? Значит, тут мы сходимся. Будете разливать?
– Разумеется. – Эмилия поспешила выполнить ее просьбу. Руки немного дрожали, но она сносно справилась с трудной задачей и подала герцогине чашку и блюдце.
Бабушка Алекса, безупречная в утреннем наряде из серого шелка, приняла чашку сухими, покрытыми синими жилками руками.
– Вы очень красивы, дитя мое.
«Уже не дитя», – хотелось ей заметить, но она только сказала:
– Благодарю.
– Теперь я понимаю, почему внук так влюблен в вас.