Немоногамия
Шрифт:
Титов подаёт мне руку, помогает подняться с байка. Показывает невероятно красивый открывающийся вид на закат солнца. Хочется поставить время на паузу и подольше насладиться.
— Я тут случайно вспомнила, как мы втроём поехали в гости к твоему деду, — с улыбкой произношу, глядя прямо перед собой. — Ты выкатил из гаража доисторический мотоцикл «Днепр» с коляской и катал нас по посёлку.
— Было дело, — слегка усмехается Вова.
— Мотоцикл заглох в лесу и вы с Каминским толкали его до ближайшего СТО километров десять. Я тогда впервые услышала как ты материшься.
Титов
— Дед бы меня убил, если бы с «Днепром» что-то случилось.
— И это тоже помню — Виктор Андреевич был строгим. Его уже нет в живых?
Вова отрицательно мотает головой. И мы одновременно замолкаем.
Тот период был полон дурацких приключений и развлечений. Смеха, улыбок, веселья. Мы с Яном не были вместе. Общались, дружили. Наверное, это получалось у нас куда лучше, чем строить любовные отношения.
— Можно назад поведу я? — прошу у Титова.
— Вперёд, — согласно кивает.
Он передаёт мне инициативу, садится сзади. Я завожу двигатель и пытаюсь сосредоточиться, но когда Вова прижимается ко мне со спины, то в голове непроизвольно возникает слишком кричаще-сильная ассоциация.
Так уже было, было, — несётся безумная мысль.
Я зажмуриваюсь, трясу головой. Увожу руль вправо. Не справляюсь с управлением и громко вскрикиваю, когда понимаю, что мы падаем.
Чувствую боль в колене, локте и на затылке. Испытываю смесь разочарования, злости и жгучего стыда. Следующее, что вижу перед собой, когда кубарем несусь на землю — чистое голубое небо. Спустя секунду — нависающего надо мной Вову.
— Майя, как ты? — обеспокоенно спрашивает он. — Жива?
— Да, — слабо шевелю губами.
Титов осторожно ощупывает мою правую ногу, сжимает лодыжку. Он действует чётко, уверено. Хмурое выражение его лица свидетельствует о том, что ему не всё равно. Он нервничает, волнуется. Переживает о том, что мне больно и берёт вину за случившееся на себя. Я же никак не могу сконцентрироваться на том, что по-настоящему сейчас важно. Мысли разлетаются вразнобой, я ловлю на себе взгляд Вовы и задаюсь важным вопросом: Ян уже сказал ему, что у нас снова будет секс втроём или не успел? В том, что Титов не откажется ни под каким предлогом, у меня нет ни одного сомнения. Наверное, ни в чем и никогда я не была так сильно уверена.
— Хорошо, что не успела сильно разогнаться. Где болит?
Вова подаёт мне руку, помогает сесть. Я чувствую как слабая ноющая боль опоясывает затылок, но не критично. Критично то, что мои реакции на близость с Титовым зашкаливают по всем возможным меркам.
— У меня есть антисептик и салфетки, — с трудом выдавливаю из себя.
Открыв карман сумочки, быстро ищу необходимое. Замечаю, что у Вовы счесаны костяшки пальцев. В какую-то секунду я и вовсе ловлю себя на мысли, что полностью игнорирую телефон. Приедет Ян или нет? Когда? Как скоро? Все эти вопросы почему-то отходят на второй план и появляются другие.
Каминский утверждал, что Вова не тронет меня без его разрешения. То, что он садится рядом на землю и осторожно вытирает грязь с моего лица, что-то негромко приговаривая —
Я неотрывно смотрю в потемневшие глаза напротив. Задерживаю дыхание, нервно сглатываю. Слышу как колотится и моё, и его сердце. Чье сильнее — сейчас не разберёшь.
— Не надо, — произношу неуверенно.
Воздух трещит и взрывается от концентрации гормонов. Мои слова звучат настолько слабо и двусмысленно, что Титов, наверное, не понимает о чём речь. Или же напрочь отказывается это делать.
Сильное мужское тело прижимается к моему, пальцы зарываются в волосы, а горячее дыхание щекочет щёку. Когда наши губы находятся в сантиметре друг от друга — это уже красная черта, грань или точка невозврата? Ян посчитает это нарушением правил или все ещё нет?
Глава 26.
***
Уперев ладони в крепкую грудь Титова, отрицательно мотаю головой. На большее сопротивление я сейчас не способна — это максимум.
Здравый смысл кричит о том, что мы обязаны сию же секунду остановиться, потому что поблизости находятся наши общие друзья и знакомые, да и Яну это определённо не понравится, но мощное притяжение и отсутствие контроля покалывающим возбуждением проносится под кожей и активно подталкивает к безрассудным поступкам.
— Вов… — выдавливаю из себя настолько тихо и интимно, будто не остановиться хочу, а продолжить.
Титов перехватывает мою шею. Давит ладонью, фиксирует. Опаляет горячим дыханием щёки и губы и мягко касается моих.
— Прошу тебя, — говорит хрипло.
Осознание того, что всё происходит не в качестве эксперимента, топит меня в похоти и заставляет инстинктивно поддаться ближе. Я чувствую твёрдые и умелые губы, пробую их на вкус. Дрожа от нетерпения и сдаваясь без боя, размыкая рот и закрывая глаза от накатывающего удовольствия.
Наверное, где-то в глубине души, после нашего контакта той злополучной ночью, мне было интересно узнать Вову получше. Понять какой он, вкусить его пылкость и нежность. Получить от него заботу и ласку. Больше, чем было позволено.
Титов впивается в мои губы, едва понимает, что ему дан зелёный свет. Проталкивает язык в мой рот, учащённо и рвано дышит. Мои пальцы мнут его футболку и ощущают сумасшедше-быстрые удары сердца.
Сначала я замираю и позволяю Вове действовать, но спустя несколько секунд отвечаю взаимностью: сплетаясь с ним языками и тихо постанывая от того, насколько мне сладко. Да, иначе. Да, по-другому. Совсем не так как я привыкла, но тоже очень приятно.
Тёплые ладони Титова сжимают мои бёдра, забираются под майку и касаются груди. По коже пробегают сотни мурашек, низ живота резко сводит, а между ног становится влажно и горячо. Градус взаимного возбуждения накаляется с каждым новым движением и подскакивает до наивысшей отметки. Дальше уже некуда. Приборы кипят, ломаются и сбоят.
Громкий рёв питбайка проносится где-то поблизости, полностью разрушая интимность и чувственность момента. Я испуганно отшатываюсь, а Вова несдержанно ругается, поднимаясь на ноги и всматриваясь вдаль.