Немоногамия
Шрифт:
И то, что я сижу на Каминском в одном белье, разрешая гладить и касаться себя, не означает ровным счётом ничего особенного. Такой себе акт прощания с нотками мазохизма.
Я с удовольствием позволяю твёрдым губам коснуться моих, а языку – толкнуться в зубы. Сначала мягче, затем чуть настойчивее, пуская внутрь и активно отвечая.
Ян прижимает меня к себе, когда осознает, что не оттолкну. Крепче, до хруста в рёбрах и неконтролируемых вспышек восторга, которые разрядом тока проносятся под кожей.
Каминский сминает ладонями мои ягодицы, поддевает стринги.
— Сможешь кончить? – спрашивает Ян.
Утвердительно кивнув, снова тянусь к его губам. Коротко целую, чмокаю. Немного неловко и неуверенно. Как чувствую. Я то впиваюсь пальцами в плечи, то царапаю шею.
— А с ним кончала? – обескураживает вопросом. – Наедине? Без меня?
Мотнув головой, категорически даю понять, что не хочу отвечать. Есть вопросы на которые не нужны честные ответы – они и так лежат на поверхности.
Ян отодвигает стринги в сторону, касается пальцами половых губ и собирает влагу. Ему всегда было важно показать своё преимущество в групповом сексе. Убедиться в том, что он главный и дать понять это мне. Отъезд с Титовым – это хлёсткая пощёчина по его самооценке.
— Ещё тогда, когда он вылизывал тебя, понял, что что-то идёт не так… — Ян запинается и прикрывает глаза, вспоминая, — … что катится к чертям. Сука, мы так не договаривались.
Если бы у нас было желание и время, можно было бы проанализировать список ошибок за девять лет семейной жизни. Уверена, я бы тоже преуспела. Спокойный, но подрагивающий голос мужа тому подтверждение. Но так как ни времени, ни желания у нас нет, Ян расстёгивает молнию на брюках и, откинув голову на спинку сидения, стреляет в меня пронзительным взглядом.
Я глажу его плечи, шею. Глазами транслирую, что, хоть и не просила прощения вслух, надеюсь, он меня простит. Когда-нибудь. Не сейчас, но точно позже.
Упираясь ладонями в грудь Каминского, плавно опускаюсь и тихо стону от распирающей наполненности внизу живота. Дыхание сбивается, пульс частит. Волны экстаза накатывают часто и беспощадно, заставляя захлёбываться. В списке экстремальных мест, где мы уже занимались сексом, числится достаточно пунктов, но на обочине у заправки – мы трахаемся впервые. Жадно, торопливо. Потому что, должно быть, в последний раз.
Я поднимаю глаза, Ян тоже. Смотрю в потемневшие омуты и чувствую как окончательно вязну в них. Моё твёрдое решение улететь с Титовым неожиданно превращается в пыль.
Каминский приоткрывает губы, взгляд безумный и голодный. Тело напряженное и твёрдое как камень – и там тоже. По позе, реакциям – читаю, что ему нравится. Впрочем, мне тоже. От влажного упругого скольжения – напряжение с каждой секундой повышается и доходит до максимума.
Ян поднимает меня вверх, затем резко опускает вниз. Снова и снова. Хаотично целуя в губы, сдавливая бёдра и усиливая интенсивность выпадов. Казалось бы, он совершает обычные примитивные действия, как делал сотни тысяч раз до этого, но мне хватает пары секунд, чтобы мелко задрожать от нахлынувшего удовольствия
— Зачем?.. Зачем ты приехал, Ян?
Спустя минуту, остыв и отдышавшись, Каминский застёгивает молнию на брюках и пересаживает меня на пустующую половину заднего сидения. Он кончил почти беззвучно, но то как дрожало его тело – лёгкой вибрацией передавалось и мне. Не смотреть на него в этот момент было нереально.
— Как ты? – спрашивает, вскинув взгляд. Свой я, напротив, опускаю и в ответ пожимаю плечами.
Ян трёт ладонями лицо, затем открывает дверь и выходит на улицу. Закуривает, смотрит на часы. Додумываюсь и я после того, как привожу себя в порядок.
На телефоне масса пропущенных звонков от мамы, сестры, свекрови и Вовы… Судя по времени я ничуть не опаздываю. По ощущениям – даже не чувствую вину, хотя она, должно быть, нахлынет значительно позже.
Когда Ян возвращается на водительское место, я успеваю переодеться и сесть наперёд. Мы продолжаем дорогу в аэропорт в долгом пугающем молчании, хотя множество нетронутых тем напряженно повисает в воздухе. И только когда картинки пейзажей за окном сменяются на новые, и я вижу аэропорт, решаюсь заговорить первой.
— После того как я уже не была беременна – ты виделся с сыном?
Ян крепко сжимает челюсти.
— Да.
И снова сокрушительный холод обрушивается на мои плечи от осознания того, что долгое время я прожила в полной слепоте.
— Почему не сказал?
— А ты со мной разговаривала?
Ян бросает на меня короткий взгляд, полный недоумения. Затем возвращается к дороге. Пытается найти место на парковке, но у аэропорта всё забито битком.
— Ты ушёл в другую спальню, — напоминаю. – Я думала, это конец.
— Ты не хотела разговаривать, — снова давит Каминский. – Я был тебе неприятен, Майя. Каждый раз, когда я заходил в спальню, то видел такую сильную неприязнь, словно я… Не знаю, расстрелял сотню бездомных животных на твоих глазах.
Ян останавливает автомобиль почти в самом конце парковки. Меня же уносит от воспоминаний.
— Я искал место, где мог бы найти спокойствие и умиротворение хотя бы на короткое время. На работе не получалось, а дома градус зашкаливал. Купил билеты, улетел. В последний раз ты даже не спрашивала. Тебе было плевать, где я и с кем.
— Это неправда…
В горло своими хваткими щупальцами цепляется обида. Она душит и лишает кислорода. Чтобы не задохнуться – открываю рот и жадно хватаю воздух.
— Правда, Майя.
Голос Яна звучит спокойно, но с явным сожалением. Мы не справились. Не смогли или не захотели. Неважно.
— Как вы проводили время с сыном? – спрашиваю первое, что приходит в голову. – С ним ты нашёл умиротворение? А с ней?
— Майя…
— У вас с Дашей был секс?
— Секса не было.