Немой 1: охота на нечисть
Шрифт:
— Кругом бардак, Немой! — пожаловался мне Сытин, садясь на скрипучий табурет. — Людей не хватает, времени не хватает порядок навести! Хоть разорвись, блядь!
Я молча кивнул и прислонился к стене.
В дверь осторожно постучали. Степан ввёл полумёртвую от страха женщину лет тридцати пяти. Её глаза глубоко запали, волосы были растрёпаны. Она безвольно опустилась на подставленный Степаном табурет и уронила голову.
— Били её? — отрывисто спросил Сытин.
— Нет, —
— Ясно. Ну, выйди пока.
Женщина сидела неподвижно.
— Как тебя зовут? — спросил Сытин.
— Марья, — еле слышно отозвалась женщина.
— Мужа отравила?
— Отравила, — эхом откликнулась она.
— А за что?
Марья молчала.
— Ладно, — невозмутимо продолжал Сытин. — А чем травила? Где яд взяла?
Снова тишина.
— Степан! — чуть повысил голос Сытин.
Женщина вздрогнула.
— А? — в дверь просунулась голова Степана.
— Воды ей принеси.
— Так я уже!
Степан боком зашёл в допросную и поставил на стол кувшин и стакан.
Сытин поднялся из-за стола, налил в стакан воды и протянул женщине.
— Пей, Марья!
Марья схватила стакан и стала жадно, захлёбываясь, пить.
— Ей что, воды не давали? — строго спросил Сытин у Степана.
— Откуда же я знаю, Василий Михалыч? — пожал плечами палач. — Разве я могу один за всем уследить?
— Не травила ты мужа, Марья, — мягко сказал Сытин, когда Степан вышел.
— Отравила! — упрямо прошептала Марья.
— Он сам помер, — равнодушно продолжал Сытин, не обращая на неё внимания. — Заболел, весь высох. А потом помер. Так?
— Нет, отравила! — упрямо сказала женщина.
— Хочешь на виселицу? — спокойно спросил её Сытин. — А дети с кем останутся?
Женщина мелко, часто задрожала.
— Ох, и дура ты, Марья, ох, и дура! Испугалась, что соседи о болезни мужа узнают и дом сожгут, так? Чтобы хворь на них не перекинулась? Детей-то куда дела?
— Они дома, — глухо сказала женщина. — Старший за маленькими приглядывает.
— Ясно. Значит, слушай меня, Марья. Расскажешь мне, куда твой муж ходил перед болезнью, что делал. Подробно, всё, что вспомнишь. А потом пойдёшь домой, к детям. Поняла? Болезнь у него была плохая. Но не заразная.
Женщина с надеждой вскинула голову.
— Не вру, — строго сказал ей Сытин. — Но и ты меня не обманывай.
— Плотничал он. Когда работы не было — собирал в лесу мёд и продавал на рынке. А две недели назад пришёл без мёда. Сказал, что сильно устал, сразу спать лёг. А утром не встал.
— Куда ездил за мёдом?
— В Комариную чащу. Три дня в лесу пропадал. И вот, вернулся…
— Он старшего
— Брал иногда. А в тот раз не взял.
Марья беззвучно заплакала.
— А только всё равно я его отравила, — вдруг сказала она сквозь слёзы. — Он мучился очень, кричал, яду просил. Я и дала. Дети плакали…
— Ты этим своих детей спасла, — строго сказал ей Сытин. — И себя.
Он подумал и добавил:
— А, может, и ещё кого. Что мужу дала?
— Беладонну.
— Ясно, — разочарованно вздохнул Сытин. — Значит, беладонна их не берёт. Запомни, Немой!
Я кивнул. Ни хрена себе следствие!
— Степан! — снова позвал Сытин.
Палач приоткрыл дверь.
— Накорми её, дай ей воды умыться. А потом отвези домой, только сам. На вот тебе денег на повозку. И новую верёвку обязательно купи. После сразу возвращайся — у тебя сегодня работы много будет.
Сытин протянул палачу несколько серебряных монет.
— Понял, Василий Михалыч! Всё сделаю.
Степан осторожно помог женщине подняться с табурета и повёл к двери.
— Погоди! — окликнул их Сытин. — Марья, ты где живёшь-то? Сына твоего мне надо расспросить.
— На Плотницком конце, третий дом от ручья, — ответила женщина.
Сытин махнул рукой.
— Уводи! Идём, Немой!
Я с удовольствием выпрямился, только сейчас чувствуя, как от холодной стены заледенела спина.
Мы вышли из тюрьмы. У ворот по-прежнему скучал вояка в расстёгнутом грязном кафтане.
— Как зовут? — проходя мимо, спросил его Сытин.
— Крюк, — ответил тот.
— А имя?
— Прошка… Прохор!
— Женщину, которая мужа отравила, ты задержал?
— Нет, Косой с Митькой!
— Ясно. Слушай внимательно. Как сменишься — найдёшь Косого и Митьку. Скажешь, чтобы шли к палачу. Пусть скажут, что им полагается по десять кнутов без пощады — за то, что женщину не расспросили и не доложили. Потом разбудишь начальника. Ему двадцать кнутов — за бардак. Если выживет — отвезите в княжескую тюрьму, сдайте Никите Ильичу. Утром я нового начальника пришлю.
Сытин помолчал, глядя на побледневшего Прошку.
— Ну, и тебе десять кнутов — за то, как службу несёшь. Запомнил?
Прошка молча кивнул. Его толстый нос покрылся капельками пота.
— Не перепутай, — сказал Сытин. — Я проверю.
Мы вышли за ворота тюрьмы.
— Эх, хорошо! — с наслаждением потянулся Сытин, глядя на низко висящее солнце. — А пойдём-ка, Немой, пожрём! Заслужили мы с тобой по миске щей с мясом, или нет?
Он ухватил меня за рукав и почти бегом потащил в кабак, который стоял здесь же на площади.