Немой миньян
Шрифт:
— Проповедник, хотя он и слеп и живет на подаяние, все же счастливее нас, светских людей, потому что у него есть вера — вера в Бога. И мальчик тоже будет несравнимо счастливее, если пойдет по пути своего дяди. Наша школа не принесет ему добра, оторвав его от бейт-мидраша. Вы, товарищ Бегнис, рассказываете мне, что ему очень понравился наш хор. Но не всегда наши хористы будут петь, и не всегда ему будет хотеться слушать пение. Вашему новому ученику, товарищ Пея, еще захочется иной раз и заплакать. А если нет веры в Бога, то даже не перед кем выплакаться.
Генех Бегнис больше не мог этого слушать, он даже вскочил.
— Мы надеемся, товарищ Клойнимус, что в вашем возрасте Сендерка Мац не будет мыслить так, как вы и его слепой дядя. Во всяком случае, предоставьте это решить позднее ему самому, когда он достигнет ваших лет. А пока у него есть право на юность, как и у вас была своя юность, хотя и ваш отец наверняка предостерегал вас, что вы еще раскаетесь. Я вижу, вы торопитесь, так что спокойной ночи, товарищ Клойнимус.
В полутемном бейт-мидраше реб Тевеле Агрес стоял около слепого проповедника и кричал ему:
— Представьте себе, что у вас никогда не было племянника. Выгоните его прочь! Пусть его содержит этот подстрекатель, который уговорил его ходить по их школам.
Но реб Мануш Мац качал головой в знак несогласия: Боже упаси! Пока Сендерл живет у него, он еще может на него как-то влиять, чтобы он, достигнув возраста бармицвы, хотя бы возлагал филактерии. Проповедник разрыдался:
— Мой брат в истинном мире узнает, что я делал здесь все, что мог, чтобы удержать его сироту в еврействе. Но как я теперь смогу проповедовать у священного ковчега обывателям и их детям о правильном пути, когда собственного сада я не уберег? [97]
97
Перефразировка стиха из библейской Песни песней (1, 6): «Сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, а своего виноградника я не устерегла».
Реб Тевеле Агрес поплелся назад к своему пюпитру с лицом, красным от гнева. Мало того, что виленские раввины и главы общины не приходят к нему, чтобы признать его правоту в войне против реформированного хедера, нет даже человека, который мог бы потереть ему спину в бане. И реб Тевеле с обидой посмотрел на этого недотепу, своего бывшего ученика Элиогу-Алтера Клойнимуса, вернувшегося с дурной вестью о том, что племянника слепого проповедника уже нельзя спасти от искусителей.
— Знаешь, что я тебе скажу, Алтерка? Я тебе скажу правду, что ты не лучше всей этой банды. Сколько я тебя ни спрашивал, в какой синагоге ты молишься и возлагаешь ли ты филактерии, ты мне так и не ответил.
Но слепой проповедник все еще пытался вернуть на правильный путь своего племянника и поводыря,
— Сендерл — единственное дитя, оставшееся мне от брата, никого больше у меня нет. Что плохого я сделал вашему соседу, столяру Бегнису, который настраивает против меня моего племянника? Кто будет водить меня в мои старые, слепые годы и кто скажет по мне поминальную молитву?
Женщины согласно кивали и заламывали руки. Никакому еврею они не желали того, что творилось со слепым ребе.
Когда мужчины со двора Песелеса вернулись вечером домой и услыхали эту историю, она их возмутила. Они глотали постный крупник, жевали черный хлеб и хмуро смотрели во двор, ожидая появления старого еретика Генехки Бегниса. Как только его увидели входящим с улицы, соседи вышли ему навстречу изо всех дверей. Первым против него выступил рыночный торговец Ойзерл Бас.
— Кто виноват в том, что ваша дочь худа как щепка, ни капли жира, кожа да кости? Найдите для своей дочери другие удовольствия, дайте ей мужа в постель, чтоб у нее были свои дети, тогда она не будет искать возможности распоряжаться чужими детьми. Вам больше нечего делать, как настраивать против слепого проповедника его племянника?
Ойзерл Бас говорил медленно, глядя на столяра напряженным, холодным взглядом. Он был уверен, что за такие слова отец Пеи полезет на него с кулаками. Тогда он, Ойзерл, покажет, кто из них проворнее и может отвесить такую оплеуху, что звенеть будет. Но Генех Бегнис широко улыбнулся, так что его лицо покрылось морщинками, а потом весело рассмеялся, словно перед ним был уличный мальчишка, который переоделся медведем и хочет его напугать рычанием — бу-у. Рыночный торговец Ойзерл Бас застыл в растерянности, но щеточник Ноехка Тепер не растерялся и начал орать на всю улицу:
— Какой вы еврей? Я не божий стряпчий и меня не волнует, будет сирота молиться или нет, но отбирать у слепого его поводыря может только миссионер и выкрест.
К его воплям присоединились и женщины. Одна кричала:
— А если не молиться, так можно и Бога в сердце не иметь?
Другая махала руками и тараторила так, что слово наезжало на слово:
— Это, конечно, правда, что молельню Песелеса надо бы было перестроить в квартиры для молодых пар, и пусть бы аскеты шли себе на здоровье в другую молельню. Но пощечина не имеет отношения к пожеланию доброй субботы. То, что сделал сосед Бегнис, это страшная несправедливость.
— Разбой среди бела дня! — поддержали ее остальные собравшиеся.
Генех Бегнис слушал и молчал, пока все не высказались. Ответил он без злобы и без издевки, а с сочувствием и сожалением в каждой фразе. Раньше никто на одинокого мальчика и его слепого дядю даже не смотрел, а теперь все стали о них заботиться. А согласились бы соседи, чтобы их мальчик, вместо того, чтобы учиться и стать человеком, был поводырем слепого и вырос попрошайкой? Разве соседей не интересовало бы то, что у их ребенка больные глаза, и разве не нашлось бы среди них никого, кто отвел бы его к врачу? Но за счет чужого ребенка без родителей они все как один богобоязненные исполнители заповедей.