Немой
Шрифт:
— Хороший человек. С какой стороны ни возьми, хороший, — отметил про себя Винцас. — Сила — как у медведя, и трудяга — не хуже финна. Ни он тебе напьется, ни разор причинит. И за что меня бог наградил таким подручным?
Крестные Ваурусы не были уж такими неимущими, как можно было предположить. Живя постояльцами в боковом покойчике вот уже несколько лет, они не расставались со своими сундуками, кадками, шкафами, хозяйственной утварью и прочими потребными в быту предметами; наследникам они и притронуться не давали к своим вещам, причем не из-за скаредности, а из-за неприязни к родне. Недружелюбно вели себя те, кто должен был ухаживать за стариками; угрюмились и Ваурусы, стоило кому-нибудь притронуться
— Да этого, брат, за три раза не перевезешь. А ведь небось и про запас что-нибудь храните?
— А то как же, милый Онте! И зернишко у нас имеется, и шерсть, и лен, и приправы. Не станем у крестника зубами щелкать, в рот ему заглядывать, — хвастливо сказала старушка Ваурувене.
Когда Онте нагрузил первую телегу, воз стал похож на избушку; а когда пара крупных лошадей тронулась с места, только решетка затрещала да колеса заскрипели.
— Ого-го! — одобрительно сказал Онте, обернувшись и еще раз оглядев телегу.
Все было в порядке, ничто не свалилось, и Онте спокойно шагал рядом с телегой, держа в руках вожжи и зорко следя за тем, чтобы лошади не выбивались из колеи, когда большак перейдет в проселочную дорогу. Сами знаете, такие дороги не чинят, они все равно что пашня — колеи глубоченные, сплошь рытвины.
Винцас же в веселом, приподнятом настроении летал по двору, не зная, за что приняться, и сияющими от счастья глазами следил все время за долиной, за тем, что делается на противоположном холме, спускается ли уже последняя телега и кто ее сопровождает. А когда разглядел старичков, семенящих следом, глаза его увлажнились: ему представилось, что это его блаженной памяти покойные родители с того света явились. Он ждал этих людей, как божьего благословения. При встрече обнял крестных родителей за плечи, а затем, растрогавшись, низко наклонился и обнял руками их колени.
Старички расчувствовались, молча перекрестили его: слова сейчас казались лишними. Однако долго умиляться всем было недосуг; предстояло куда-то рассовать привезенный скарб, а пока еще неясно было, какой закуток потребуется самим хозяевам.
Выход нашел крестный Ваурус.
— Послушай, — обратился он к Винцасу, — дерево (понимай, все то, что из дерева) я дарю тебе. Сам вижу, не придется мне попользоваться всеми этими принадлежностями и утварью. Есть у меня и зерно, и копчености; они пойдут в обмен на свежий хлеб и заправку для супов, которые ты будешь мне давать. Тебе ведь в нынешнем году все равно придется закупать жиры и зерно. А со своей мебелью да сундуками мы вполне разместимся в боковой спаленке. Чтобы у вас под ногами не путаться.
— Ну уж нет, милые крестные! И слышать не желаю о каком-то хлебе и заправке на обмен! — замахал руками Венце. — Есть будем из одного горшка, за одним столом: вам я определил место в горнице, где должны были бы жить мои родители, царство им небесное. Живите по-барски. Но без дела сидеть не будете. Я вас тут же и к работе приставлю: нынче вечером поедем свататься к Берташюсам: вы, крестный, будете у меня за свата, поможете приданое выторговать.
— Да ты никак рехнулся, крестник? Какой из меня сват? Горькой не пью, речистостью не славлюсь. Неужто помоложе никого не нашлось? Взять хотя бы Григаса — вот кто отменно своим ремеслом владеет. Уж как примется языком молоть, кажется, мельничное колесо повернет. И напоить его никому не удается, — яростно стал возражать крестный Ваурус вполне убедительным тоном, но с вовсе не убеждающим, кротким выражением лица.
Беззубый, с чисто выбритым, осунувшимся от старости, озаренным бесхитростной улыбкой личиком, он сейчас удивительно напоминал ребенка и этим очень
— Да хватит, крестный, и того, что вы знаете, в чем разбираетесь. Ни в каких доморощенных сватах, пьянчугах и шутах гороховых мы не нуждаемся. Мы играем в открытую: тузами, королями, козырями. А Уршуля стоит того, чтобы я ее и бесприданницей взял. Ну, а коли приданое принесет, быстрее с вами рассчитаюсь. Вот и все. Если же богач Берташюс до сих пор не знает, пусть сам убедится, что и у меня всего с лихвой, в его милостях не нуждаюсь…
И Винцас сдвинул картуз на макушку. Крестному Ваурусу этот решительный, независимый жест пришелся по нраву. Винцас и впрямь, как старику сейчас казалось, был сам себе голова. И крестный согласился.
Недолго думая, они стали умываться, бриться, причесываться, наряжаться, и молодой хозяин со своим нотариусом крестным, посадив впереди увальня Онте, покатили «залецать». О том, каким образом эти польские слова «залёты», «зараз» и другие попали в такой захолустный уголок, как Кусай — Таузай, мы знаем ровно столько же, сколько и о том, что за дьявол нашвырял камней в Неман под деревней Румшишкес, а валун Пунтукас кинул близ реки Швянтойи.
Пара коней мчалась вперед, увлекая за собой щедро обитую кожей и железом богатую бричку — она была приобретена на остатки денег крестного Вауруса. Крестный знал, что еще и на свадьбу осталось.
— Те, что остались, сынок, в расчет не принимай. Мы с матерью когда-то крестины тебе устроили, мы же и свадьбу отгрохаем, в общем, понимай, будем твоими посажеными родителями.
Крестный Ваурус, отказавшийся от лошадей вот уже 20 лет тому назад, как ребенок, радовался сейчас езде. И какой езде! В компании молодого господина в шляпе, который один на всю округу и умел носить ее, первого в округе хозяина, который приходился ему самым настоящим крестным сыном, был, так сказать, его питомцем. Правда, его везли в нарядной упряжке лошади, которые были куплены за его счет; он сидел, удобно откинувшись на мягком сиденье. Его вез самый настоящий возница, потому что нынче уже он уставал от понуканий больше, чем лошади, тащившие повозку. Ему не доводилось уезжать из дому. Да и куда ехать-то? Костел под боком, в километре-двух, с соседями в тяжбу не вступал, базара поблизости не было, а если где-то и был, Вауруса это не прельщало, потому как он непьющий.
И вот теперь, нате вам, крестный Ваурус едет, да к тому же по такому деликатному делу — просватать своему любимцу, своему единственному сынку Винцялису невесту и к тому же взять по возможности больше приданого, чтобы заполнить все углы нового дома. Вряд ли сам Илья-пророк, разъезжая на своей небесной колеснице, чувствовал себя счастливее, чем крестный Ваурус.
— Отец, вы чего молчите? — ткнул его в бок Винцас. — С чего начнем, чем кончим? Как говорят в таких случаях, «без чего не согласимся и домой умчимся».
Крестный Ваурус сидел сгорбившись, будто под тяжестью возложенной на него задачи, ни дать, ни взять согнутый указательный палец. Но вдруг он разогнулся и пророческим жестом выпрямил свой длинный заскорузлый палец, напоминающий заборный кол.
— Ты делай свое дело, а я свое. Ты знай девице зубы заговаривай, а все остальное оставь мне, коль скоро решился однажды вывезти. Уж и не знаю, сколько я выторгую, а заломить подороже, это мы можем, потому как сколько с них ни потребуй, молодому Каняве из деревни Таузай все будет мало… А что? Разве ты сейчас не господин? Разве твой двор не поместье? Какие могут быть препоны? Теперь тебя, почитай, и за десять тысяч не купишь. Да и за такую цену не стоило бы двор из рук выпускать — это же золотое яблочко; разве что в обмен на настоящее поместье.