Ненаписанные книги или рукописи не горят
Шрифт:
А теперь посмотрим на другое великое произведение 20 века - "Тихий Дон" и соотнесем то, что нам известно о нём с данной информацией исследователей творчества Ильфа и Петрова. "Ти;хий Дон" - роман-эпопея Михаила Шолохова в четырех томах. Тома 1-3 написаны с 1925 по 1932 год, опубликованы в журнале "Октябрь" в 1928-1932 гг. Том 4 закончен в 1940 году, опубликован в журнале "Новый мир" в 1937-1940 году. Точно так же как и "Двенадцать стульев" этот роман вышел почти в одно время к читателю и ознаменовал собой конец определенного исторического периода времени. До 1941 года роман был опубликован полностью. И это несмотря на то, что его публикация вызывала массу протестов у определенной части советских функционеров, называвших роман Шолохова явной контрреволюцией. Не будь у власти в тот
Страна, читая Шолохова, впервые совместно пережила перипетии недавних событий и смогла осознать весь ужас гражданской войны. Оказалось, что это была не просто история прекрасных красных героев и злобных белогвардейских злодеев. Нет. Гражданская война это была величайшая народная трагедия. И не зря главный герой романа не красный командир, а бело-казак, который пролил море крови красных бойцов, и при этом он остался человеком родным и близким для миллионов читателей. Это было невозможно в СССР тогда, но это произошло. Миллионы читателей впервые осознали, что гражданская война была братоубийственной по своей сути, и в ней не могло быть по определению героев, были только палачи и жертвы. Так фактически и прошло первое внутреннее замирение после большой войны. Да и перед надвигающейся новой войной, в которой противостоять иноземному врагу нужно было уже всем миром, ни в коем случае не допустив рецидивов гражданской войны внутри своей страны. За чтением "Тихого Дона" гражданская война в головах людей мирно завершилась.
Роман "Двенадцать стульев" стал тоже закрытием темы войны. Он показал, что началась уже новая жизнь и возврата к прошлому не будет, все если не счастливы, то как-то нашли себя в новой жизни. Даже стопроцентно люди из прошлого, бывшие дворяне и купцы, вполне нормально устроились при новых властях и если и выражают какое-то недовольство, то оно не несет в себе ничего серьезного и опасного. Жизнь потихоньку стала налаживаться. "Жить стало лучше, жить стало веселей".
А теперь вновь вернемся к роману Булгакова. Он, этот роман о дьяволе, тоже начал писаться в 1928 году и должен был выйти в печать где-то в 1929 или в 1930 году. Но не вышел. Первая редакция "Мастера и Маргариты" была уничтожена автором 18 марта 1930 года после получения известия о запрете пьесы "Кабала святош". Об этом Булгаков сообщил в письме правительству: "И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе...".
Похоже на то, что данный роман тоже был неким заказом Сталина, как и романы "Тихий Дон" и "Двенадцать стульев". Судя по дате начала работы, можно сделать предположение, что под видом дьявола Булгаков должен был бы вывести на всеобщее осмеяние фигуру Троцкого. Раз в этот период времени шла атака на Троцкого и леваков по всему литературному фронту, то и данный роман почти наверняка должен был бы участвовать в этой атаке. Мало того, можно предположить, что Булгаков был близок к тем слоям власти, где шла борьба не на жизнь, а на смерть за власть еще и в более ранний период и участвовал активно в политических интригах. И к такому выводу нас подводит тот факт, что еще в 1925 году Булгаков написал повесть "Собачье сердце", по сути своей являющаяся сверх анти-левацкой. Она настолько критична по отношению к левакам, к советской власти, что её опубликовали только в 1987 году официально в СССР. Но об этой повести всем было известно. Она имела хождение в кругах близких к высшей власти. На чтении рукописи повести во время собрания литераторов в Газетном переулке присутствовал агент ОГПУ, охарактеризовавший произведение так:
такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях "Всероссийского Союза Поэтов".
В 1926 году при проведении в квартире Булгакова обыска рукописи "Собачьего сердца" были изъяты и возвращены автору только после ходатайства Максима Горького три года спустя. То есть повесть всё равно была у всех на слуху, но никто автора её не подверг тогда репрессиям. Вероятней всего это тоже был заказ. И заказ человека обладавшего
"Если вы заботитесь о своем пищеварении, вот добрый совет - не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И, боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет!
– Гм... Да ведь других же нет.
– Вот никаких и не читайте. Вы знаете, я произвел тридцать наблюдений у себя в клинике. И что же вы думаете? Пациенты, не читающие газет, чувствовали себя превосходно. Те же, которых я специально заставлял читать "Правду", - теряли в весе!
– Гм?..
– с интересом отозвался тяпнутый, розовея от супа и вина.
– Мало этого! Пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит, угнетенное состояние духа.
– Вот черт!.."
И дальше, посмотрим на суть претензий автора повести к настоящему.
"Глухой, смягченный потолками и коврами, хорал донесся откуда-то сверху и сбоку.
Филипп Филиппович позвонил, и пришла Зина.
– Зинуша, что это такое означает?
– Опять общее собрание сделали, Филипп Филиппович, - ответила Зина.
– Опять!
– горестно воскликнул Филипп Филиппович, - ну, теперь стало быть, пошло! Пропал калабуховский дом! Придется уезжать, но куда, спрашивается? Все будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении, и так далее. Крышка Калабухову!
– Убивается Филипп Филиппович, - заметила, улыбаясь, Зина и унесла груду тарелок.
– Да ведь как не убиваться?!
– возопил Филипп Филиппович, - ведь это какой дом был! Вы поймите!
– Вы слишком мрачно смотрите на вещи, Филипп Филиппович, - возразил красавец тяпнутый, - они теперь резко изменились.
– Голубчик, вы меня знаете? Не правда ли? Я - человек фактов, человек наблюдения. Я - враг необоснованных гипотез. И это очень хорошо известно не только в России, но и в Европе. Если я что-нибудь говорю, значит, в основе лежит некий факт, из которого я делаю вывод. И вот вам факт: вешалка и калошная стойка в нашем доме.
– Это интересно...
"Ерунда - калоши, не в калошах счастье, - подумал пес, - но личность выдающаяся".
– Не угодно ли - калошная стойка. С тысяча девятьсот третьего года я живу в этом доме. И вот в течение этого времени до апреля тысяча девятьсот семнадцатого года не было ни одного случая - подчеркиваю красным карандашом "ни одного"!
– чтобы из нашего парадного внизу, при общей незапертой двери, пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня прием. В апреле семнадцатого года года, в один прекрасный день, пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование. Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении! Не говорю! Пусть. Раз социальная революция, не нужно топить! Хотя когда-нибудь, если будет свободное время, я займусь исследованием мозга и докужу, что вся эта социальная кутерьма - просто-напросто больной бред... Так я говорю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице! Почему калоши до сих пор нужно запирать под замок и еще приставлять к ним солдата, чтобы кто-либо их не стащил? Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Кому это нужно? Угнетенным неграм? Или португальским рабочим? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?".
Возможно, именно Булгаков был первым, кто смело заявил о том, что страна должна, наконец, начать снова жить в нормальных человеческих условиях и что бардак в стране пора заканчивать. И он имел на это заявление право как выдающийся человек и к тому же он явно пользовался поддержкой того человека в рядах высшей власти, который незримо разделял его взгляды на сложившуюся ситуацию. Фактически это не доктор Преображенский произносит слова о разрухе, прислушайтесь и вы услышите голос совсем другого человека, чьими словами говорит профессор из повести Булгакова: