Ненавидь меня
Шрифт:
И это говорит обо всем, что мне нужно знать.
Закрыв глаза, прижимаюсь щекой к его предплечью, вдыхая его запах и погружаясь в его тепло.
Его руки скользят по моим бедрам, и хватка усиливается, словно он хочет прикоснуться ко мне всеми доступными только ему способами, но пытается сдерживаться, потому что мы на публике.
Мои глаза распахиваются, и я вдруг отчетливо понимаю, что все смотрят на нас. Несомненно, в замешательстве, потому что он не только мой сводный брат…
Мы с Ноксом ненавидим друг друга.
Точнее, раньше
Теперь мы нашли противоположный конец спектра.
Щеки вспыхивают, а внутри зарождается неприятное чувство. Нокс предпочитает прятаться в тени и не любит быть в центре внимания, в котором мы сейчас явно находимся.
Уже собираюсь сказать ему, что мы можем остановиться, но его глаза темнеют, и он хрипит: — Мне все равно.
Сердце замирает, когда он приподнимает мой подбородок, а затем переходит в полный галоп, когда его губы прижимаются к моим.
Сильные руки скользят вверх по моей спине, затем он обхватывает мою шею, прижимаясь губами еще сильнее, побуждая меня открыть рот. Первое прикосновение его языка посылает электрический заряд. От второго прикосновение все мое тело загорается.
Наклоняюсь, открывая рот шире, и он целует меня с таким страстным голодом, что я вся дрожу.
Рука на шее сжимается, требуя, чтобы я оставалась в этом моменте с ним. И я делаю это, потому что, честно говоря, не хочу быть нигде больше.
Просто хочу быть с ним, потому что, несмотря на то, что это неправильно, ничто и никогда еще не ощущалось таким правильным.
Глубокий стон вырывается из его груди, и, черт возьми, мне плевать, кто смотрит или может возразить. Я хочу, чтобы он задрал мое платье и взял меня прямо здесь.
Должно быть, мы на одной волне, потому что он разрывает поцелуй, хватает меня за запястье, полный решимости уйти.
Он идет так быстро, что я едва поспеваю за ним на своих каблуках.
Когда мы добираемся до джипа, ожидаю, что он откроет дверь на заднее сиденье, но вместо этого он дергает пассажирскую дверь.
— Залезай.
Я не знаю, что произошло и что послужило причиной, но его поведение изменилось.
Он садится за руль. Когда двигатель оживает, и он блокирует двери, мои чувства обостряются.
— Что случилось?
Его челюсть сжимается, прежде чем он поворачивается и тянется на заднее сиденье.
Замешательство и беспокойство достигают новых высот, когда он опускает небольшую черную сумку на мои колени.
— Здесь немного наличных и одежда, — Нокс засовывает руку в карман своей толстовки и достает что-то похожее на билет. — Автобус отправляется через сорок минут. Он отвезет тебя в Нью-Йорк, где ты будешь прятаться до тех пор, пока человек, которого я нанял, не найдет тебя и не передаст новые паспорт и удостоверение личности, чтобы ты могла уехать в Канаду.
У меня отвисает челюсть, и я качаю головой. Это
— Твои слова бессмысленны, Нокс. Почему ты везешь меня на автобусную станцию? Почему я сбегаю…
— Потому что мне нужно обезопасить тебя, — хрипит он, вены на его шее вздымаются. — Так что хоть раз в своей чертовой жизни не спорь со мной, Бродяга. Просто делай то, что я тебе, блядь, говорю.
Я хочу возразить — потому что это безумие, — но беспокойство и убежденность в его тоне заставляют меня кивнуть.
— Хорошо. Но сначала мне нужно, чтобы ты сказал мне, от чего я бегу.
Потому что я ни за что не оставлю его и не сяду в этот автобус, пока не узнаю, что его так взволновало, что он ожидает, что я добровольно сбегу из этой чертовой страны.
Его рука сжимает руль, когда он выезжает задним ходом с парковки.
— Нет времени объяснять. Просто садись в автобус.
Свирепо смотрю на него, потому что, казалось бы, он должен знать меня лучше. Он не может требовать, чтобы я в мгновение ока перевернула всю свою жизнь без каких-либо объяснений.
— Я ни черта не сделаю, пока ты не расскажешь.
Пока он едет по дороге, его челюсть сжата от напряжения. Вижу, что он не хочет говорить, но знает, что я не уступлю, если он этого не сделает.
Спустя, кажется, целую вечность, он начинает: — Я знаю, кто убил тех девушек, — от шока вжимаюсь в сиденье, пока перевариваю это заявление, но следующие слова, вылетающие из его уст, заставляют меня пошатнуться: — И если я, блядь, не вытащу тебя отсюда сегодня вечером… ты будешь следующей, — его голос понижается. — Я не могу этого допустить.
Нервы скручивают мои внутренности, парализуя сердце и легкие.
— Кто их убил?
От непроизвольного вдоха его ноздри раздуваются, лицо искажает такое отвращение, такая мука, что мне хочется, чтобы он остановился, чтобы я могла обнять его.
Его глаза встречаются с моими. В них мелькает тень стыда, прежде чем они становятся жесткими, и он отводит взгляд.
— Мой отец.
Потираю виски, ничего не понимая. Да, его отец мудак. Хуже, чем мудак, — он ужасный человек.
Но убийца? Как такое может быть? Он же работает в ФБР, черт побери. Он должен ловить убийц, а не становиться им.
— Откуда ты это знаешь?
Джип набирает скорость, словно не успевает добраться до места назначения вовремя.
— Поверь мне, это он.
— Я доверяю тебе, — шепчу в ответ, — но мне нужно понять, откуда ты это знаешь. Зачем ему убивать этих девушек? — я сглатываю. — Почему он хочет убить меня?
Он смеется, но как-то натянуто.
— Кроме того, что он чертовски сумасшедший? — его лицо мрачнеет. — Чтобы преподать мне урок.