Ненависть и ничего, кроме любви
Шрифт:
— В туалет ты не хочешь?
— Нет. Сама удивилась, если честно, — безмятежно отзываюсь я.
Но взгляд медсестры меняется, на лице мелькает что-то странное, недоброе. Она, конечно, улыбается, но это улыбка явно фальшивая, ненатуральная, и явно нужна лишь для того, чтобы не вызвать во мне беспокойства.
— Я посмотрю, — предупреждает она прежде, чем поднять одеяло с моих ног, наклоняется, прощупывает голени, затем просит показать ей руку.
На удивление отмечаю, что рука сильно отекла и, едва я попыталась ее поднять, налилась
— Я сейчас вернусь, — говорит она и выбегает из палаты, а возвращается уже с тем самым доктором, который рассказывал о моем диагнозе — Сергей Петрович.
— Так, Вера, — говорит он, подходя ближе, — потребности в туалет сходить нет?
— Нет, — подтверждаю я, не понимая к чему эти вопросы.
Доктор так же, как и медсестра ранее, осматривает мои ноги и руки, и так же, как она странно мне улыбается.
— А пить не хочется?
— Очень хочется, буквально в горле пересохло.
— Везите ее на УЗИ, а потом зовите Павла Юрьевича — пусть и он посмотрит.
Медсестра кивает и пулей вылетает из палаты, оставляя за собой нервный шлейф.
— Что-то не так? — уточняю я.
— Не совсем, Вера, — отвечает доктор, задумчиво потирая пальцами подбородок, — видите ли, жидкость, содержащаяся в вашем организме, не выводится естественным путем. У вас начались серьезные отеки. Сейчас мы сделаем УЗИ почек, чтобы проверить их работоспособность, соберем анализы и в зависимости от результатов, будем смотреть, что необходимо предпринять.
— У меня почки отказали? — ошарашено спрашиваю я.
— Пока могу сказать, что нужно провести обследование, — неопределенно отвечает доктор.
В палату возвращается медсестра и катит перед собой инвалидную коляску.
— Я помогу, — она подходит ко мне и ждет моих действий, а я с ужасом пялюсь на инвалидку.
— Не бойтесь, это для удобства, — улыбается она, замечая мое смятение.
С трудом перебираюсь на коляску, и меня отвозят на УЗИ. Доктор, конечно, диктует все показатели под запись медсестре, но лично мне они не о чем не говорят. И ладно бы хоть у него на лице мимика менялась, но он сидит со столь непроницаемым лицом, что на секунду кажется, будто он под гипнозом послушно диктует подсунутые ему цифры.
Он отдает заключение моей медсестре, а она отвозит меня обратно в палату, где уже ждет новый доктор — совсем пожилой мужчина низкого роста с россыпью глубоких морщин на лице. Он тщательно изучает то заключение, что отдала ему девушка, осматривает мои ноги и руки.
— А, Павел Юрьевич, — к нам присоединяется и мой лечащий врач, — что скажете? Это у вас УЗИ?
— Да, Сергей Петрович, ознакомьтесь.
Теперь они вдвоем рассматривают мое заключение.
— Думаю, что анурия связана с передозировкой мочегонным, почки, судя по всему жизнеспособные. Тут нужна детоксикация, противошоковые мероприятия, — перечисляет он, загибая пальцы, — калий, магний, кальций. В общем, все по схеме. И как только восстановится функция, нужно делать анализы.
— Возразить
— Понял-понял. Ну, выздоравливайте, — он закрывает папку и смотрит на главный оборот, читая мое имя, — Вера Викторовна.
— Спасибо, — отзываюсь я.
— Так, Вера, ждите, сейчас принесут лекарства. Надо Вас приводить в порядок и побыстрее! — говорит доктор, прежде чем уйти.
Вскоре мне приносят несколько разноцветных и разноразмерных таблеток и ставят болезненный укол.
— Если в течении пары часов не захотите в туалет, непременно скажите! — наказывает медсестра, и получив от меня понятливый кивок, уходит.
А через полчаса ко мне приходит новый гость.
— Мама? — моему удивлению нет предела, когда вижу, как она заходит в палату с массивными пакетами наперевес, — ты что здесь делаешь?
— Виктор позвонил, рассказал, что случилось. Его задерживают на работе, и он попросил отвезти тебе вещи до того, как закончатся приемные часы. Я собрала все, что считала нужным. Тут пижама, халат, тапочки, посуда, белье ну и все остальное.
Мама ставит пакеты возле моей кровати и, немедля ни секунды, переходит в наступление:
— Вера, как ты могла такое сотворить? Чем ты думала? Наглотаться таблеток — подумать только!
— Я не наглатывалась таблеток! — успеваю вставить несколько слов в ее гневную тираду.
— Ты не понимаешь, как это могло закончится? А что у тебя с лицом? И с руками?
— Отек!
— Вот до чего доводят твои поступки!
— Хватит! — не выдерживаю я, — если ты приехала для того, чтобы отчитывать, то уезжай!
— Я приехала потому, что беспокоюсь о тебе!
— Тогда не нужно играть на моих нервах!
Мы обе резко смолкли, но по маме четко видно, что она еще не все сказала. Ей не терпится высказать мне все, что сейчас на душе играет, но, наверное, совесть не дает, поэтому вместо очередной тирады, она глубоко вздыхает и спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— И все? — повышая голос, уточняет мама.
— А что еще?
— Вера, перестань! — прикрикивает она, и я решаю не играть в опасную игру с ее нервами, — скажи мне, — произносит мама и начинает теребить пальцами край своего пиджака, — ты подумала на счет квартиры?
Сначала, искренне надеюсь, что мне либо послышалось, либо я сплю и вижу сон, но, увы, нет.
— Так вот оно что, — выдыхаю я, едва сдерживая нервный смех, рвущийся наружу, — а я-то думала в тебе материнские чувства взыграли. Но нет.
— Не говори ерунды! — фыркает мама, — но ты не хочешь ни о чем говорить, а эта проблема важная и насущная, я должна ее разрулить.
— Нечего тут разруливать, — отрезаю резко, — квартиру купил папа! И он потратил на это все свои сбережения! И если записал ее на меня, значит хотел, чтобы она была моей! И я не отдам свою квартиру твоему мерзкому хахалю.