Ненависть
Шрифт:
Однажды в яркое воскресное утро жители хутора Ар-лагуля были озадачены неожиданным событием. Внимание хуторян привлекла огромная фанерная доска, появившаяся над карнизом резного пикулинского крылечка. На доске, обведенной затейливой рамкой, были намалеваны алой масляной краской громадные буквы:
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
ЗДЕСЬ
Контора колхоза
«СОТРУДНИК РЕВОЛЮЦИИ»
Хозяин дома — Силантий Пикулин, вырядившийся в новую сатинетовую рубаху, переминался с ноги на ногу на крылечке, держа в руках огромную папку, туго набитую бумагами.
На хуторе только и было теперь разговору:
—
— Вот это артель — не «Интернационалу» чета!
— Что там говорить. Самостоятельные люди объединились. Обоюдные. Не с бору да с сосенки, как у Ромки.
— Факт. Тут народ подобрался фартовый — я те дам! Не мужики — короли! Обыкновенное дело…— подпевал в тон окатовцам и пикулинцам Филарет Нашатырь.
А Антип Карманов, шныряя по дворам единоличников, почтительно раскланиваясь с каждым из них, говорил елейно-вкрадчивым голосом:
— Присоглашаю вас, дорогие хуторяне, в новый, настоящий колхоз. Душевно присоглашаю. Кто желает честно работать, быть в союзе с самостоятельными гражданами, тех покорнейше прошу пожаловать в контору колхоза «Сотрудник революции» и подать устное прошение товарищу Окатову.
— Какому Окатову? — спрашивали удивленные хуторяне.
— Бывшему бойцу Красной Армии, Иннокентию
Епифановичу Окатову,— объяснял с улыбкой Антип Карманов.
— Во как!
— Так, так, дорогие хуторяне и гражданы. И опять же скажу, у кого нехватка в муке или в семенах, покорнейше прошу в нашу контору. Всему беднейшему классу окажет подмогу наш пролетарский колхоз «Сотрудник революции» — и фуражом и хлебом. У нас и того и другого в полном достатке. В нашей новой артели, сказать по секрету, одной только живой воды разве нету, а остальное все налицо.
Растерянный народ не очень-то доверял Антипу, но тем не менее валом повалил в пикулинский дом. Всех опередил Капитон Норкин. Первым явившись к Иннокентию Окатову, он вручил ему письменное прошение о принятии в колхоз, а полчаса спустя и в самом деле вез домой па своем коньке мешок муки-сеянки. Бойкий конек Кантона, выгибаясь под неуклюже долговязым хозяином, весело похрапывал и косился на людей озорным глазом. А Капитон Норкин, высоко задирая мерину го-лову, ехал по улице надменный и торжествующий. Бабы с изумлением смотрели на Капитона, и каждая из них спрашивала:
— Неужели и впрямь муку отпускают? Капитон, осадив коня, отвечал:
– Отпускают, гражданки бабы. Отпускают действительно, если вы есть сознательные коллективисты…
– Это как так — сознательные? — недоумевали бабы.
А вот такие, как я, например,— отвечал Капитон.— Подал прошение в колхоз и получил сполна свою порцию — три пуда сеянки. Не мука — пух пухом! Валяйте, пока не поздно, записывайтесь в нову артель. Там — все сыром в масле будем кататься. Там у нас круглый год будет масленка!
— Да что ты говоришь, Капитон?
– Богом клянусь, гражданки бабы! — божился, крестясь, Капитон.
А тем временем на просторный пикулинский двор свозились со всего хутора машины состоятельных хуторских мужиков. Здесь были собраны сенокосилки и двухлемешные плуги, сноповязалки и сеялки, самосбросы и лобогрейки.
Анисим приволок молотилку с чугунным приводом, выставив ее напоказ под окнами пикулинского дома.
Приволок во двор к Пикулину новый однолемешный плуг и Капитон Норкин. Плуг этот он выиграл в прошлом году на районной лотерее общества
Весь день с утра до вечера толпился у ворот возбужденный народ. А под вечер появился на резном крылечке сам председатель новой сельхозартели Иннокентий Окатов. На нем были голубая майка и роскошные кавалерийские галифе с зелеными чешуйчатыми подтяжками. Преувеличенно низко раскланявшись с мужиками и снисходительно улыбаясь зевавшим на него бабенкам, он выпрямился, как в строю по команде «смирно», и, подняв над головой руку, строго проговорил:
— Все вы очень хорошо даже знаете меня, дорогие сограждане, сызмальства моей жизни…
— Что там говорить — весь налицо!
— Факт, все знают. Обыкновенное дело…— с восторгом подтвердил Филарет Нашатырь.
— К порядку, дорогие сограждане. К порядку. Прошу выслушать мою речь,— продолжал Иннокентий Окатов.— Все вы знаете, что я вернулся в родимый хутор из рядов Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Я вернулся и ахнул. Ахнул потому, что сразу насквозь увидел, как плохо вы жили на сегодняшний день. Разве это жизнь, дорогие хуторяне?! Нет, это не жизнь, а драма!
Иннокентий Окатов говорил так выспренне-пышно, что дедушка Конотоп, открыв пустой, беззубый рот, даже прослезился. Ничего не поняв в речи Иннокентия Ока-това, Конотоп сказал стоявшему рядом с ним Капитону Норки ну:
— Вот говорит, сукин сын, как по бумаге пишет. Ничего не поймешь, а складно!
— Оратур! — сказал Капитон.
А Иннокентий Окатов, театрально размахивая руками, продолжал речь. И толпа хуторских мужиков, стариков, девок и баб молчаливо, почти что благоговейно, слушала его, стоя как на молебне.
Из глубинной степи, из аулов уже слетались сюда всадники в дорогих лисьих малахаях. Впереди всех бойко кружился на пегом в яблоках иноходце бай Наурбек.
Когда Иннокентий, взмахнув малиновой фуражкой, умолк, милиционер Серафим Левкин крикнул:
— Внимание, граждане хуторяне! Внимание. Я сейчас произведу салют в честь нового колхоза «Сотрудник революции» посредством троекратной пальбы из данного
револьвера системы наган. Прошу не пужаться. Я выпалю в воздух.
И Левкин, взмахнув вырванным из кобуры наганом, трижды выстрелил вверх, а затем объявил народу:
— Митинг закончен.
Сбитые с толку речью Иннокентия, мужики и бабы разбрелись по домам. Много неясного наговорил им этот оратор, которому и верил и не верил народ. По словам Иннокентия, он на хутор пришел из армии, чтобы помочь мужикам выбраться на справедливую дорогу. Беспокойное время. По всей округе шли разговоры о новых формах хозяйства — о коллективизации. Но нигде еще, говорил он, не было пока настоящего колхоза. А Иннокентий Окатов заявил мужикам, что он решил организовать настоящую, образцовую сельхозартель. Он говорил, что-де, мол, все мужики одинаковы, что всем свое добро дорого и враждовать им не к чему. В образцовый, самый правильный колхоз «Сотрудник революции» лодырей он не допустит. Объединятся в этом колхозе самые деловые, работящие мужики, люди со строгой хозяйской сноровкой, люди расчетливые и самостоятельные. Вот это будет колхоз! Это тебе не карлик «Интернационал» с одной сеялкой на три десятка голодранцев. Тут от одних машин земля застонет. Интересно, что после этого скажут Мирон Викулыч с Михеем Ситохиным, единственные состоятельные мужики в «Интернационале»? Пожалуй, и