Ненавистная фрау

Нойхаус Heлe

— Поспите пару часов, — предложил Боденштайн. — Я попрошу центральный офис, чтобы мне позвонили, если вдруг что-то случится. Если Дёринг сегодня ночью объявится, я об этом узнаю. Уверен, что он где-то запер свою жену. Мы прилипнем к нему, как жевательная резинка, и если нам повезет, он приведет нас к ней. Я ни в коем случае не хочу рисковать. Фрау Дёринг не должна оказаться в опасности из-за того, что мы задержим ее мужа-психопата.

Он вздрогнул, когда пропищал его телефон.

— А, — устало улыбнулась Пия, — вот уже и ответ пришел.

Боденштайн

с любопытством прочитал смс.

Вы знаете «Лайт энд саунд» в Боккенхайме? Или для вас это уже поздно? — написала Тордис.

«Лайт энд саунд» Оливер прекрасно знал, так как там уже полтора года по выходным Лоренц работал диджеем. Боденштайн сконцентрировался на том, чтобы сформулировать ответ. Он все равно сейчас слишком взбудоражен, чтобы идти спать.

Смогу быть там через полчаса, — написал он.

Когда он включил передачу заднего хода, опять пискнул его телефон. Тордис явно владела способностью написания смс-сообщений значительно лучше, чем он.

Я в бистро. Рада встрече.

— Я тоже, — пробормотал Боденштайн и дал газу.

«Лайт энд саунд» располагался в Боккенхайме по соседству с Ляйпцигерштрассе и был одним из наиболее популярных в настоящее время клубов. Боденштайн удивился, увидев, сколько молодых людей ходит на дискотеку по понедельникам. Он, без сомнения, оказался здесь самым возрастным посетителем, но больше всего выделялся тем, что на нем был галстук. Тордис с парой молодых девушек сидела за столиком в углу бистро, где музыка звучала не так громко и позволяла разговаривать, не надрывая горло. Как только Боденштайн подошел к столику, ее знакомые засобирались.

— Вам вовсе не обязательно уходить, — возразил он.

— Нам уже пора, — сообщила одна из девушек, и от него не укрылось, как она быстро подмигнула Тордис. Очевидно, она заранее проинформировала подруг.

— Вы хотите что-нибудь выпить? — спросила она Боденштайна. — Тут делают фантастические коктейли.

— Я бы выпил «Кайпиринью», — улыбнулся он.

На Тордис была облегающая светло-голубая блузка с глубоким вырезом, которая идеально подходила к ее глазам, и узкие черные брюки, которые могут себе позволить только обладательницы стройных фигур. Она махнула одному из официантов, молодому парню с волосами, уложенными гелем. На его плечах, покрытых солярным загаром, красовались выполненные с богатой фантазией татуировки. Тордис сделала заказ.

— Вы часто так поздно посещаете подобные заведения? — Боденштайн ослабил узел галстука.

— А почему бы и нет? — Тордис тоже улыбнулась. — Дома я знаю каждого.

— А сколько вам лет? — поинтересовался Боденштайн.

Тордис усмехнулась и подперла подбородок рукой.

— Достаточно, чтобы после десяти вечера принимать алкоголь в общественном месте, — ответила она. — Мне двадцать один. А вам?

— Больше. — Старший комиссар тоже ухмыльнулся, но потом стал серьезным. — Вы хотели сообщить мне что-то об этом Филиппе.

— Да,

верно. — Тордис вздернула свой очаровательный носик. — Я сначала думала, что это не так важно, но сегодня вдруг вспомнила, что Изабель мне однажды рассказывала, кто такой этот Филипп. Она сказала, что он успешный кинопродюсер и предложил ей сняться в главной роли в одном из его фильмов.

— Так… — Боденштайн слушал с интересом.

— Хотя за это она никогда бы не получила «Оскар». — Улыбка Тордис была чуть ироничной. — Он ведь снимает порно.

Боденштайн вспомнил, что Ягода рассказывал нечто в том же духе.

— Филипп — сын Фредди Дёринга от первого брака, — продолжала Тордис. — Большую часть времени он живет в Аргентине. Но у его кинофирмы есть офис где-то здесь, во Франкфурте. Изабель как-то раз развеселило то, что в паспорте он значится не как Филипп Дёринг, а как Фелипе Дуранго.

Эта новость ошеломила Боденштайна. Сын Дёринга! Аргентина!

Появился официант и поставил на стол напитки и тарелку со снеками. Тордис взяла свой бокал и приветственно подняла его.

— Изабель что-нибудь рассказывала про него? — допытывался Боденштайн, забыв про «Кайпиринью». — Вы можете что-то вспомнить?

Тордис, казалось, была чуть разочарована. Ожидала ли она от этой встречи действительно большего?

— Однажды она сказала, что могла бы заполучить любого мужчину, стоит ей захотеть. Единственная проблема заключалась в том, что мужчины, которые ей нравились, не имели бабок, а без денег это все пустое. Исключением стал Филипп, который еще не был старым хрычом, а денег у него куры не клевали.

— Она рассказывала про него что-нибудь еще? — спросил Боденштайн. — У нее с ним могло быть что-то серьезное?

— Понятия не имею, — пожала плечами Тордис, потягивая через соломинку коктейль.

— Что вы можете сказать о Дёрингах? Вы хорошо их знаете?

— Не особенно. Фредди может быть очень вспыльчивым, особенно если выпьет. Пару раз он здорово избил Анну, однажды даже на глазах у всех, пока не вмешались Кампманн и еще один мужчина. Анна немногословна. Она всегда пытается произвести впечатление, будто она счастлива.

— У Дёринга были отношения с Изабель.

— Ни у кого не было серьезных отношений с ней, — покачала головой Тордис. — В Изабель было что-то такое, что сводило мужчин с ума. Она получала удовольствие от того, что соблазняла мужчин. Ей необходимо было ощущение, что она может завоевать любого из них.

Боденштайн подумал о том, что Риттендорф сказал об Изабель Керстнер. Она не могла пережить, если ей не удавалось приручить какого-либо мужчину. Это соответствовало действительности.

— А что скажете о Кампманне? — спросил Боденштайн.

Тордис посмотрела на него задумчиво и без улыбки.

— Н-да… — Она вертела в руках бокал. — Изабель объезжала его лошадей, которых он готовил на продажу. Они часто проводили время вместе, но официально были всегда на «вы». Сюзанна, как бы то ни было, ужасно ревновала его к Изабель.