Ненавижу блондинов
Шрифт:
— Где маче… Зоя? Отец, как обычно, заедет к дяде и будет только вечером?
— Вообще-то наша двоюродная сестра замуж выходит. Все совершеннолетние Шалые в доме жениха на помолвке, — обиженно надула губы сестра. — Тебе разве не присылали приглашение?
— Приглашение?! Да… что-то припоминаю, — соврал ей.
Приглашение мог и не заметить — не до него было. Долгий развод и постоянная работа, чтобы не думать где она… с кем она.
— Макс, — не выдержала Тати. — Ты обещал рассказать. Вы же так любили друг друга. Такие счастливые были на свадьбе. Даже отец
Я не сдержался и удивленно хмыкнул. Отец все таки поверил… Да, я и сам тогда верил, что все получится, что все у нас навсегда.
— Все просто. У нас не было детей. Десять лет достаточный срок, чтобы смириться, — я отпил вина из личных запасов отца. — Я бы смирился, но не Маша. Она не смогла смириться.
Отец знал толк в вине… и женщинах. Жаль, мне его способности не передались. Был бы сейчас счастлив и пьян. А так только пьян… скоро буду.
— Ты из-за этого ее бросил?! — не поверила Тати.
— Я не бросал. Без детей брак стал похож на ад. Маша ревновала ко всем. Даже к прислуге. Мы ходили к психологам, но это мало помогло. Я ее пытался понять. Но и она должна была понять и смириться, что вокруг Шалых всегда будут виться женщины и сплетни. Просто взять и нагрубить или послать их я не могу. Во-первых, в нас вцепятся бульдоги-законники. Эти ради деньжат предъявят за дискриминацию, харассмент, шовинизм… да за что угодно. Есть еще понятие имидж компании… Кому я объясняю! Ты знаешь все это не хуже меня, — отмахнулся я, налил коньяка и выпил. — Каждое фото или сплетня для нее становились поводом для очередного скандала. — Снова махнул рюмку. — Но я любил Машку даже такую. Я любил..
Проглотил готовое сорваться с губ: «она нет». Мне жалости от сестры не надо.
— Как же ты решился на развод?
— Всему есть предел. Есть предел и моему терпению. На любви не надо строить выгребные ямы, испытывать на прочность. Плохое это дело, — покачал головой, даже сейчас, спустя три года чувствуя горечь обиды. — Дурацкий случай поставил точку. Она потеряла телефон, придумала, что где-то в нашей квартире. И решила позвонить с моего. Нашла контакт «Любимая». На том конце ответила какая-то девушка. Маша не стала разбираться и устроила скандал. Бросила в лицо телефон. Много чего я о себе узнал нового. И о ней. И всплыл чертов Зубов, о котором она, представь себе, жалела все эти годы, что они не вместе…
Я снова выпил, чувствуя едкую горечь обиды. Десять потерянных лет рядом с человеком, который жалеет, что рядом не кто-то другой, а ты.
— Она это сказала специально, чтобы не было шанса вернуться, — произнесла Тати: — Маша хорошая. Просто она не для тебя.
Она давно отложила вилку и цедила апельсиновый сок, слушая мою исповедь.
— А для кого? Для лесника этого? — огрызнулся, имея ввиду Игната Зубова.
Она промолчала, ничего мне не ответив. Я выдохнул, взял себя в руки. Не дело срываться на родных, которые ни в чем не виноваты. Сестра так уж точно.
— Так чем закончилась история с телефоном, — напомнила через время Тати.
— С телефоном… А это… Я при ней перезвонил на контакт «Любимая», и девушка
— М-да, с телефонами у тебя засада. Две потери — это уже не совпадение, — Тати знала историю нашего «романтического» знакомства с Машей.
Повторюсь, не из праздного любопытства. Она почему-то решила, что в ней гибнет великий романист. Ее цель — создать эпос о пяти поколениях семьи Шалых, начиная с прабабушки. Почему бы нет… Дело хорошее. Мы ничем не хуже Ротшильдов. Судя по эксклюзивной роскоши отделки и наличие картин-подлинников, которые мачеха развесила даже здесь, в малой столовой, этот дом когда-нибудь станет музеем.
— Я считаю эти потери — удачей. Одна потеря заставила меня сделать ошибку и жениться не на той. Вторая дала силы с ней развестись. Все это опыт…
Без которого я предпочел бы обойтись.
— И как же у тебя теперь с личной жизнью? Кто-то уже есть? — Тати напряглась, поглядывая на дверь столовой.
— Три «3», — пожал плечами, вытягивая ноги.
Хотелось уже растянуться в кресле или на диване и подремать.
— Это как? — она вскинула темные брови.
Я поколебался секунду, все же такие вещи не для ушек шестнадцатилетних сестренок, но ответил максимально корректно. Ведь все равно не отстанет — мелкая проныра. Душу вытрясет.
— Заказал-заплатил-забыл…
Алый цвет, окрасивший щеки, уведомил, что до сестренки дошло. Отец всеми силами оберегал Тати от «правды жизни». Перевел на домашнее обучение и жестко фильтровал круг общения. Мачеха помалкивала, не вмешиваясь. Единственной подружкой Тати была воспитанница родителей Зоя. Я вспомнил рыжую скромницу и удивился, что ее еще нет. В последний раз видел ее давно, лет пять назад. Нескладный худой подросток, не знавший, куда деть глаза и руки. Мне она улыбалась, а с Машей была вымученно вежливой. Мужская часть семьи Шалых отнеслась к Маше прохладно. Приняли ее как родную только Даша и мачеха.
«Она для них своя», — туманно пояснила Тати.
Мы перешли в малую гостиную, где растопили настоящий камин. Его свет и несколько бра мягко освещали комнату, давая тот самый уют. Я утонул в одном из глубоких кресел, стоящих напротив огня. Тати забралась с ногами в другое, приткнувшееся рядом. Уютно потрескивал огонь, даря живое тепло. Ароматно пахло смолой от сосновых поленьев. За высокими окнами царили сумерки — по зимнему времени темнело рано.
— Макс, а ты знаешь, что у тебя две макушки? — начала прерванный разговор сестра.
— Это что значит? — алкоголь немного расслабил, я лениво жмурился глядя на танцующее пламя.
— Быть тебе женатому дважды, — хитро улыбнулась Тати.
— Не-не, я пас! — Я поднял вверх обе руки. — Я как Джордж Клуни женюсь только, когда нужна будет сиделка. И не днем раньше.
— Ну, с таким подходом получиться: женат два раза неудачно — одна ушла, другая нет? — хихикнула Тати, поддевая меня.
— Что предлагаешь? — хмыкнул я, с долей трезвого скепсиса не ожидая от доморощенного психолога «золотую» панацею.