Ненавижу игрушки

Прялухин Александр

Из-за толстых стен доносится вой предстартовой сирены, под ногами что-то вздрагивает, вызывая у самых пугливых крики, приступы паники. Я сажусь на пол, хватаюсь за первый попавшийся выступ. Противоперегрузочными креслами нас никто не снабдил и я лишь надеюсь, что ближе к границе атмосферы включится искусственная гравитация, иначе полет будет совсем непереносимым!

Гул и вибрация усиливаются. И вот – толчок, как в огромном скоростном лифте! Ускорение валит на пол тех, кто еще не додумался сесть. Я закрываю глаза, начинаю про себя считать секунды. До выхода на орбиту минуты три, может быть

четыре. Сначала наваливается тяжесть, так, что кажется, будто потеряешь сознание. Потом она уменьшается, уменьшается, в какой-то момент понимаешь, что вот-вот оторвешься от пола и взлетишь. Но тогда в чреве корабля с глухим стуком замыкаются цепи искусственной гравитации. К каждому из нас возвращается его естественный вес. Все! Дальше будет только гул вентиляторов в воздушных шахтах, да равномерный звук от работающих где-то за кормой двигателей.

– Вода есть, а жрачки нет, – ворчит сидящий рядом мужчина, – Интересно, куда летим?

– На Саленос, – отвечаю я, снова закрывая глаза. Каркас на спине позволяет прижаться к холодной стенке, не опасаясь, что это навредит швам. Спасибо хирургу.

– Откуда знаешь?

– Знаю. Ближайшая большая колония.

– Так она же менсианская!

Открываю глаза, поворачиваюсь к мужчине.

– И что? Была когда-то менсианская, стала эйнерская. Теперь все эйнерское…

– Это да, – соглашается он, – Ну, значит лететь дня четыре.

– Бывал что ли там?

– Нет, но сколько лететь – знаю. До войны пилотом был, гражданским. На чем-то вроде этого скотовоза гонял.

Я приглядываюсь к нему внимательнее. На вид лет сорок, может чуть меньше. Моего роста, круглолицый, с короткой стрижкой. Во взгляде простота и доверчивость. И, хотя сама я уже привыкла никому не доверять, подсаживаюсь чуть ближе, спрашиваю:

– Большая на корабле команда?

Он усмехается.

– Нет никакой команды. Автоматический грузовой модуль. Ну, экипаж, конечно, у него может быть. Но тогда сверху бы челнок торчал. А его не было. Я видел, когда грузились. Да и какая разница? Ты зачем спрашиваешь? Хочешь корабль захватить?

Мужчина смеется – заливисто, искренне, а я смущенно отворачиваясь.

– Раз экипажа нет, а ты пилот, то почему бы и не захватить?

– Чего захватывать-то? – он смеется еще сильнее, – Ни рубки, ни фига! Бортовой комп в двигательном отсеке, не подберешься!

Вытирает слезы, успокаиваясь, мотая головой.

– Хэлг, – тянет мне руку.

– Вероника, – протягиваю ему правую, ощущая с тревогой, как крепко он ее сжимает.

– А ты кто такая? По профессии?

– Программист. Недоученный… На первом курсе была, когда эйнеры высадились.

Хэлг без особого смущения заглядывает мне за спину.

– Носила?

Я киваю.

– Но сейчас, вроде как, не горб. А? – замечает он.

– Сняли перед отлетом.

Подробностей Хэлг не спрашивает и я благодарна ему за это.

Внимательно осматриваю всех пассажиров. Андрея нет. Вообще ни одного знакомого лица. Что ж, было бы наивно ожидать чего-то иного.

Заряд в наручных часах закончится лишь через несколько месяцев и я могу отслеживать день и ночь даже в контейнере космического корабля. Время тянется медленно. Некоторые пассажиры плохо сдерживают эмоции,

срываются на крик, бьются в истерике. Но рядом всегда находятся другие, те, кто готов их успокоить – словом или кулаком. Люди друг с другом не церемонятся.

Мой новый приятель постоянно о чем-то болтает: о своем прошлом, о работе, о том, что с нами будет на новом месте. Я удивляюсь его оптимизму. В конце концов прихожу к выводу, что это не от большого ума.

Люди то и дело прикладываются к кранам с водой. Интересно, хватит ли нам ее до конца полета? И хорошо еще, что лететь лишь несколько дней, иначе с голодухи взялись бы друг за друга.

Иногда Хэлг уходит гулять по кораблю. У меня нет желания составить ему компанию, да он и так каждый раз, когда возвращается, начинает рассказывать о ком-нибудь, кто попался ему на глаза, привлек чем-то его внимание.

– И ты представляешь, этот старый хрен уселся рядом с двумя кранами, скалится, никого не пускает. Он, тупица, не понимает, что вода подается из одной магистрали! Если закончится, то везде и сразу! – Хэлг снова смеется, будто мы на скамеечке в парке, а он рассказывает милые, веселые истории, не касающиеся выживания.

Но однажды пилот возвращается молчаливый. Садится на свое место, задумчиво дергает вверх-вниз замок на куртке.

– Что? – не выдерживаю я.

– А? – он поворачивает голову, будто только сейчас меня заметил.

– Нашел продуктовый склад? Резервный пульт управления? Эйнерские заклинания, выводящие из строя все железяки?

Хэлг улыбается.

– Нет. Просто… Не знаю…

– Ну же!

– Там, за внешней стеной шестого отсека будто кто-то есть.

– Да кто там может быть? Там ведь космос! Нет?

– Вроде да. Если только не контейнер еще один. Мы же этого не могли видеть, когда садились на корабль.

Нахмурившись, пытаюсь вспомнить, как пробиралась через космопорт. Я могла видеть корабль сбоку, но сколько там было прицеплено отсеков… Тогда бы и в голову не пришло сосчитать.

– Думаешь, мы не единственная партия на корабле?

Хэлг пожимает плечами.

– Пес его знает. Может и так. Но зачем было отделять их от нас?

Он вздыхает, тоскливым взглядом осматривает других пленников, которые нас окружают.

– Сейчас бы пивка холодного. Настоящего, из светлой пшеницы, собранной на Расцветающей. Или даже чего покрепче! Успела ты в своей жизни попробовать чего-нибудь покрепче? А, Вер? – он толкает меня локтем.

Я снова вспоминаю ферму.

– Отец ликер ягодный делал. Сладкий, как варенье, с ног валил после пары бокалов.

Не хочу этих воспоминаний. Встаю, как будто по нужде, но прохожу мимо того места, которое по молчаливому согласию отведено для этих дел. Перешагиваю через спящих, стараюсь не задеть тех, кто бодрствует. Замечаю, как в темном углу сплелись два тела: они сопят, стонут. В голову приходят слова вихрастого Авера – “люди торопятся жить”.

Я направляюсь к самой окраине, к стене шестого отсека. Идти недалеко, мы и сами устроились в пятом, поэтому через минуту уже касаюсь ладонью шершавой стальной поверхности. Прикладываю ухо, не обращая внимания на недовольную тетку, которая сидит рядом и косит в мою сторону подбитым глазом. Опускаю веки…