Ненавижу тебя, но люблю! или Сказания Тар-Данарии
Шрифт:
— Марьяшка! Ты почему меня не разбудила, ры-мряв?
Ведьма искоса глянула в мою сторону и укоризненно сказала:
— Я просила не называть меня Марьяшкой! В кого ты такая склерозная, Ягодка?
Ягодка? Реально? Несъедобная ягодка-то, насколько помню, у грифпум ядовитая слюна, и на когтях тоже яд.
— Надо ещё разобраться, у кого склероз, ты вечно норовишь забыть меня дома, — обиженно мявкнула мелочь, однако когда Марьяна наклонилась, охотно запрыгнула к ней на руки.
Мы вошли в дом, и девушка достала из шкафа пузатую бутылочку.
—
В дверь постучали и, не дождавшись позволения, широко распахнули её. На пороге показался высокий темноволосый красавчик, в меру мускулистый и гибкий. Опасный, как закалённый клинок. Ба, да тут у нас дракон! Откуда он в Лекмонарии?
— Снова ты-ы-ы? — злобно прищурилась милая Марьяна.
— Да, я! — самодовольно ответил мужчина. — Я пришёл за твоим положительным ответом!
— Размечтался! — ведьма презрительно фыркнула и демонстративно отвернулась.
О, да тут бушуют нешуточные страсти! Посмотрела на парочку магически и мысленно присвистнула. Сложно им будет! Но это их история, не моя. А мне пора. Тихо выползла из дома, но самозабвенно ругающаяся парочка даже не заметила моего ухода.
Вспоминая дракона и ведьму, подумала: вот же оно, решение! Дуальным мирам поможет только любовь. А может, и нам с Ником тоже? Но нет, страшно поверить, ведь потом ещё страшнее будет разочарование. Что хорошо для Лекмонарии и Дарангола, может не сработать с нами. Они созданы друг для друга, а мы?
Глава 60
Ена
Сколько я раз гнала от себя эти мысли? Неправильные, нет, я не должна думать об этом. Всё это не для меня — я просто не имею на них права. Но как же отчаянно схожу с ума, когда он рядом. Теряю себя до тьмы в глазах, до замирания дыхания. Хочется перестать дышать, чтобы не было этого безумия внутри, чтобы сердце не билось так, что готово разорваться в клочья. Как же до слёз хочется ощутить силу его рук, тонуть в омуте его глаз, чувствовать дыхание, а после лёгкое прикосновение губ.
Я перестаю в эти мгновения помнить, что я вот такая… он видит меня иначе? Ему всё равно, что я чудовище. Чудовище, которое не может мечтать о нежности любимого, не может желать утонуть в объятьях. Тепло и нежность… нет, я не могу хотеть это получить. Но я тяну в своих мыслях свою руку к нему, чувствую тепло кожи, чувствую, как пальцы переплетаются с моими и он целует каждый, а я тону в этом, тону… мне нет спасения от этого. И я прячусь, умирая внутри, ненавидя то, какая я. И так отчаянно желая получить то, чего чудовища подобные мне получить не могут — немного любви. Его любви. Только его и больше ничьей.
Я устроилась в этом маленьком укромном уголке, в снятой мною комнатке. Мне так хотелось спрятаться, внутри так много невысказанного, непонятного… хотя, кого я обманывала? Непонятного? Всё мне понятно. Я пряталась сама от себя, от чувств,
И на глаза навернулись слёзы. Как больно. Прятаться от себя, от чувств, от того, к кому стремится душа, которой нет у чудовищ. Ведь так все думают, вероятно?
Я закрыла глаза. Я очень устала, безумно и отчаянно устала.
— Ена, милая, — ласковый шёпот Ника окутал меня. Самый нужный и важный звук во Вселенной звук — звук его голоса. Но когда он шептал моё имя, мне хотелось рыдать от невообразимого проникающего внутрь счастья. Как же хотелось сказать, чтобы он продолжал говорить это, продолжал быть таким нежным и ласковым, давать мне своё тепло, в котором я так нуждаюсь.
Его пальцы едва коснулись моей шеи, а меня пронзило молнией. Внутри стихия, которой нет объяснений, кроме божественного. И её нельзя удержать, с ней нельзя сражаться. Я открыла глаза и встретилась с мягкостью его взгляда, туманом, зовущим меня. Мне это снится? Ника не может быть здесь…
— Ты плакала? — спросил он. Тепло его пальцев коснулось моей щеки.
Действительно сон — я не позволю ему увидеть мои слёзы. Нет, только не Нику. Я прикрыла глаза, отдаваясь мгновению мимолётной ласки, что настигла меня в грёзах. В невероятно волшебном и наполненном, током пронизывающем меня, моменте сна.
— Ена, — выдохнул Ник, нагнувшись ко мне. Его запах прошелся волной, откликаясь во мне будоражащим тёплым ливнем, несущем столько восторга и торжества. Я открыла глаза. Слишком близко. Ник слишком близко. Опасно. И моё сердце вот-вот не выдержит. Внутри выло желание. Всё тянулось к нему… всё внутри меня.
“Прошу тебя”, — подумала я, взывая к нему, и он услышал меня.
Наклонился ко мне, прикоснулся к губам своими, легко, нежно, но от этого захватило дух. Я потерялась, а потом Ник обнял меня, прижимая к себе, запуская руку в мои волосы. Поцелуй потерял нежность, наполнился тягучим жаром, который мы едва сдерживали. Тот самый, которого я так боялась, потому что могла сгореть в нём без остатка.
— Ена моя, — шепнул в меня Ник, и в мыслях я кричала ему, что его, вся его без остатка и не желаю, чтобы он останавливался, потому что он так нужен мне.
Его взгляд… он смотрел на меня так, как никто никогда не смотрел. Его прикосновения проникали в меня невыносимым, трепетным потоком, обнажая всю меня изнутри. Не могу сопротивляться. Не хочу. Только Ник может быть таким — сжигая меня, трепетно вдыхать, любить лишь кончиками пальцев с такой аккуратной нежностью, словно могу исчезнуть из его рук. А я плавилась от его поцелуев — невесомых, вездесущих. Жар его тела передавался мне, и я уже готова была стать единой с миром, который создал меня такой, какая я есть. Могла поверить в то, что я прекрасна, принять себя лишь от взгляда этих невероятных глаз, полные безграничной боли и нежности.