Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– Мистер Бейли… это же и впрямь… нудно. Мы изучаем философию, для чего она нам здесь? – прохныкала та же студентка, все еще не вдумываясь в свои слова, показательно страдая, и которую поддержала добрая половина группы. Я сдвигаю брови, когда профессор молчит и не говорит ей замолчать, – Мы могли бы пройти что-то интересное. Может, начнем рассматривать Рэй Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»? Вы обещали на прошлой неделе! – интересуется она, но я не выдерживаю и смотрю на девицу, которая крутит свои волнистые русые волосы на пальце.
– И как же ты собираешься рассматривать роман, не понимая в чем суть людской веры во что либо? Что по аналогии надежда и чаяние, – пыхчу я, понимая, что ее голова совсем не соображает в лекции Бейли. Веркоохен удивленно
– Я по роману пойму, что к чему, Прайс. Тем более, к чему там вера? Надежда – возможно, но вера – это иллюзия нашего мозга, что желает и жаждет чего-то большего, чем есть на самом деле, – по-хамски выговаривает она, закатив глаза, словно это я недалекая от темы, а не она. Вот же необразованная девчонка! Я возмущенно повернута к ней, уже сидя в половину оборота.
– Думаешь, от этого что-то поменяется? Возможно это и иллюзия, но она столько же реальна, как и мы. Человек без своей Веры, без надежд – овощ, настоящий нежилец! Если ты этого не видишь, тогда зачем тебе литературный факультет, где сам фундамент знаний и нашей будущей работы состоит из философии, религии и рассуждений личного характера?
– Мисс Прайс, выходите ко мне, продолжим вместе, – воодушевленно говорит профессор, когда Анна решает промолчать, очевидно, понимая, что сказала не то, что следовало, отвернувшись от меня. Я мимолетно гляжу на Нильса, который привстает и выпускает меня из-за парты, пропуская в низ, к мистеру Бейли.
В аудитории царит мертвая тишина, и только мои шаги слышны, пока я спускаюсь по ступенькам к столу профессора, который сложив руки на груди, нахмурившись продолжил:
– Не думал, что когда-либо наученное жизни нью-йоркское поколение молодежи сможет так цинично относиться не просто к своей Вере, а даже и своим надеждам. Ребята, вы напросто погрязли в грязи своей необразованности. Подумайте на досуге, как на вас влияет Нью-Йорк, в особенности Бруклин, и пока есть время – исправляйте свои ошибки…
– Ну конечно! Вы решили поставить нам в пример интеллигентную и обученную англичанку? Да они с трех лет уже знают наизусть книгу этикета, и вычитывают классиков! Это нелепо, профессор, и никак не профессионально предоставлять заокеанскую девчонку нам в пример, когда ее всю жизнь обучали библейским верованиям, – недовольно высказал неизвестный мне парень, в середине аудитории, несколько враждебно осматривая меня с ног до головы. Какой наглец!
– Джей, помалкивай, – внезапно подал голос Веркоохен, повернувшись на парня, который замолчал, но его враждебный взгляд продолжал изучать меня. Что же, я действительно была в центре стервятников, и основанная моя проблема, что я – коренная англичанка.
– Неужели у нас в группе только один здравомыслящий человек? – спрашивает мужчина, качая головой, расстраиваясь, что никто не хочет разделять мое мнение о таких важных вещах, – Роуз, присаживайся, – указывает он в сторону, и я нахожу стул, за его столом.
Зайдя за стол, я присаживаюсь на мягкий стул, оглядывая десятки настороженных взглядов в мою сторону, пока я сжимаю кулаки под столом, стараясь не нервничать и держать себя в руках. Бейли стает у стола, с краю, внимательно изучая своих студентов.
– Что же, у меня к вам назрел вопрос: какую роль играет Вера в нашей жизни, на сегодняшний момент? – профессор смотрит на своих учеников терпеливым взглядом, но он заметно напрягает плечи под облегающим пиджаком, когда видит их незаинтересованность и излишнюю отрешенность. Он точно считает своих студентов неучами – вижу это, когда он качает головой. – Роуз? Расскажешь нам что-то? – спрашивает меня мужчина, а я скрещиваю ноги, слегка качая их от нервов на высоком стуле.
– Как по мне, Вера один из важнейших путеводителей в нашей жизни. Вера всегда играет важнейшую роль, и вы даже можете не задумываться об этом. У каждого из нас она разная и определенно личная,
– Замечательные примеры, Роуз, – одобрительно кивает мне Бейли, – А с чем связана твоя Вера? Мне интересно знать, чем наполнены твои надежды.
– Думаю, моя вера в том, что каждый из нас может стать лучше, независимо от вчера, сегодня или завтра. Мир станет от этого только добрее, как и мы друг к другу, – эти слова въедаются в мою голову, и я устремляю взгляд на голубоглазого парня, который смотрит на меня, крутя в руке свою ручку, обдумывая мои слова в первую очередь, – Может быть, когда человек не воспринимает свою Веру и слепо ее не видит, он не понимает своих действий или саму мотивацию всех совершенных проступков. Их судят, но позже, не каждый узнает о том, что с ними произойдет через несколько лет, и какова их Вера в нынешнее время. С самим временем меняется все, вплоть до внутреннего мира человека, – задеваю наши личные отношения с Нильсом Веркоохеным, которые прячу в подтексте и считаю как самый лучший пример, что может сделать Вера с человеком.
Понимаю, что он осознает, о чем я толкую, и вижу это по его пылкому взгляду. Это первый раз, когда он внимательно слушает меня, и если он прояснит в своей голове, что я не враг – докажет и свою Веру. Веру в лучшее. Только, Нильс любить крушить и разрушить все и сразу, и этот момент не был на то исключением.
– Ты глубоко ошибаешься, Розали, – слышу я черствый голос после долгого молчания. Веркоохен решил вмешаться в беседу, чем я уже могу быть взволнована. Его рассуждения выбивали из меня дух уже лишавший всех надежд, а рассуждение о Вере со мной при группе – я понимала свою тотальную ошибку. Я знаю, что Нильс попытается сейчас же опровергнуть все мои слова, мало ли не до последней буковки. Клыкастому чудовищу не нравится Библия, это ожидаемо.
– Ошибаюсь в том, что люди могут измениться? – решаю не давать спуску и показать, что я не та, кем являлась пять лет назад. Все мы меняемся. Все до единого, стоит лишь поменять мир вокруг себя и ты уже в новом образе, играющий очередную роль, но не как актер в театре, а как настоящий человек! Эта роль только твоя, как и жизнь, как и судьба, как и свобода.
– Ошибаешься в том, что каждый имеет веру. Я, к примеру, не верю ни в чертового выдуманного Господа и эти сказочки, что прописаны в старинных книгах; я не болен неизлечимой болезнью – и не буду, а если и так – я не стану верить в то, что что-то ее спасет, когда диагноз смертельный; и, тем более, я уверен в своих силах на экзамене. Так что ты ошиблась по поводу того, что вера является неотъемлемой от нашей жизни. Каждый из нас может справляться без этих… иллюзий и собственного самообмана, – он поднимает голову настолько гордо, что заставил меня думать о его вызове, чего он так жаждал на этот момент. Что же, он настоящий соперник.