Нэнси

Шаинян Карина Сергеевна

Грэхем вытянул ноги, с наслаждением вздохнул и вдруг дернулся со сдавленным взвизгом, обнаружив в соседнем кресле тощую сутулую фигуру. Человек сидел, задрав ногу на ногу, – в лунном свете хорошо видны были потертые чапсы с бахромой и две кобуры у пояса. Шляпа ковбоя была надвинута на глаза, так что Грэхему видны были только кончик носа и острый подбородок, заросший щетиной.

– Извините за вторжение, – добродушно заговорил Грэхем. – Почтовый фургон, знаете ли, – развалюха. Не заметил, как вы подошли… Покурите со мной?

Ковбой молча взял сигару – рука у него была большая и костистая, совсем не в

утонченном вкусе Нэнси. Огонек на секунду отразился в светлых глазах с большими зрачками, и лицо ковбоя снова скрылось в тени. Грэхем смущенно поерзал в кресле и откашлялся, раздумывая, как бы завязать разговор.

– Как дела с… эээ… бычками? – выдавил он и тут же пожалел: судя по тому, как перекосилось лицо хозяина, тема была болезненной.

– Отбились, – глухо заговорил ковбой. – Искал в овраге у Дохлого Осла… Будь они прокляты!

– Да, это неприятно, – нервно пробормотал Грэхем.

– Я ведь собирался на ней жениться.

– О! – удивленно воскликнул Грэхем, обрадованный и смущенный одновременно – уж больно лихо ковбой заговорил о том, что так интересовало Роу.

– Да-да, собирался жениться. Я простой ковбой, только Нэнси не ломака, видит, где настоящее… А как хороша! Бывало, скачет по прерии – отличная наездница была – даже самые тупые овцеводы ею любовались. Вслух мне читала…

– Вам нравилось? – быстро спросил Грэхем. Он вдруг припомнил, как Нэнси говорила: никогда она не свяжет судьбу с человеком, равнодушным к ее историям…Ковбой замялся.

– Сиропчик, – проговорил он. – Я все говорил ей: ну что ты сказки рассказываешь, напиши все как есть.

Грэхем хмыкнул. Так вот кому говорить спасибо за героев-ранчеро, не способных связать двух слов и лезущих на дерево от пары каких-то жалких волков… А ковбой продолжал:

– Только вот ее дурь насчет индейцев. Сколько раз я ей говорил – оставь ты свои бредни про благородных дикарей, ты их в деле не видела… А она все – ох, ах, древняя магия, хочу припасть к источнику… Не поверите – в салуне с одним заговорить пыталась, когда он вломился со своими шкурами! Ну да мы его быстро выставили. Нэнси, правда, пыталась крик поднять, да я ее отвел в сторонку и объяснил, что к чему. Только, видать, плохо объяснил. До чего договорилась – себя пыталась индианкой объявить! Ну да это я ей сразу сказал, чтоб оставила. Не годится белой женщине такую чушь нести. И шататься одной по прерии не годится…

– Послушалась? – спросил Грэхем.

– Нет, – качнул головой ковбой. – В том-то и дело…

Он замолчал, дымя сигарой и изредка мрачно сплевывая через перила веранды.

– Годовалые бычки у меня отбились, – сказал он. – Ночью был ливень, следы смыло. Трое суток не вылезал из седла, искал… Три десятка голов – не шутка!

– Что ж, нашли? – сочувственно спросил Грэхем, раздумывая, как бы вернуть мысли ковбоя к Нэнси.

– Лучше бы не нашел! – воскликнул тот. – Трое суток… ушли в овраг у Дохлого Осла… миль пятьдесят отсюда. Глухое место, белые туда не ходят, а бычкам-то что?

– Нда, – пробормотал Грэхем.

– Она там была. Мисс Нэнси. Стояла голая по пояс в ручье.

– Зачем? – оторопел Грэхем, поспешно отогнав видение обнаженной мисс Лоренс, плещущейся в прозрачных струях.

– А я знаю, что у них на уме?! – отчаянно воскликнул ковбой. – Она была раздетая, а вокруг –

толпа индейцев… Шаманы, бабы ихние… В бубны бьют. Вождь тут же с ножом скачет. И моя бедная Нэнси, как белая птичка, такая маленькая, такая… – голос ковбоя прервался.

– Боже мой, они похитили ее? – пробормотал Грэхем. – Какое счастье, что вы подоспели вовремя! Наверное, после такого чудесного спасения она…

Хозяин угрюмо передернул плечами.

– Что я мог поделать против толпы индейцев? Ну что?! – отчаянно проговорил он, глядя на луну. – К тому же мне надо было отогнать на ранчо бычков, – добавил ковбой неожиданно прозаическим тоном.

Грэхем поперхнулся.

– И вы оставили ее там? – спросил он, задыхаясь от негодования. – Не пришли на помощь? Смотрели, как с нее снимают скальп?! – Грэхем почти визжал.

– Вы – жалкая восточная крыса, – ответил ковбой. Грэхем издал неопределенный звук. – Вы, наверное, кольта в руках не держали. Только поэтому я вас прощаю. Конечно, я не мог ее бросить. Никому не пожелаю помереть от рук индейцев.

– И что вы сделали?

– Что? – удивленно спросил ковбой. – Конечно, застрелил ее!

Онемев, Грэхем присмотрелся к своему собеседнику. Луна била ковбою в лицо, и Роу хорошо видел синие тени на запавших щеках и горящие безумием глаза.

– Мне пора идти, – пробормотал он, вставая. Ковбой не пошевелился. Грэхем осторожно двинулся к выходу с веранды. Сквозь кружевные ветви акации у ворот он увидел, как мерцает рыжее пятно костра, запаленного возницей. Может, у старика припрятано немного виски. Грэхем чувствовал, что ему необходимо выпить. Если этот сумасшедший не набросится на него сейчас или не начнет стрелять, завтра Роу будет в Аве-Арройо. Нэнси наверняка ищут. Надо будет сообщить шерифу… может, разобрать вещи, отвезти что-то родственникам…

– Да… скоро два года, как это случилось, – мертвым голосом сказал ковбой. – Ровно два года.

Грэхем споткнулся.

– Как – два года? – спросил он. – Как это – два года?!

Ковбой мрачно ухмыльнулся.

– Вот, слышите? – сказал он.

Где-то вдалеке затявкал койот, и Грэхема продрал озноб. Костерок возницы показался страшно далеким. Прерия жила своей жизнью, враждебной и опасной.

– Да, места здесь дикие, – пробормотал Роу.

Хозяин ранчо раздраженно дернул плечом, и Грэхем попятился.

– Да нет же, – с досадой проговорил ковбой. – Плевать на собак. Неужели вы не слышите? Стук… Это она!

– Она? – озадаченно переспросил Грэхем.

– Она! Нэнси! Стрекочет и стрекочет… Да прислушайтесь же! Это ее пишущая машинка! Она диктует мне свои романы, слышите, вы, пижон!

И тогда Грэхем Роу бросился бежать.

На следующий день фургон остановился у салуна «Хороший индеец», в котором когда-то поселилась Нэнси. Здесь же, как сказали Грэхему, можно найти шерифа. Был полдень; опустевший поселок пах потом и сухим навозом. Под ногами Грэхема в белой пыли корчилась черная карликовая тень. Солнце обрушивало на голову потоки стеклянного света, и чрево салуна казалось прохладной пещерой, дышащей влажными опилками и спиртом. Грэхем уже собрался нырнуть в манящую темноту, но вдруг остановился, не веря своим ушам. Откуда-то сверху до него донесся невозможный, невыносимо страшный звук.