Нэнси
Шрифт:
Это был тяжелый стрекот, разделенный неритмичными паузами, треск, так хорошо ему знакомый и такой неуместный здесь, в затерянном в прерии поселке. Волосы Грэхема встали дыбом. Ужас отозвался тошнотой и темной пеленой, застилающей глаза. Собрав в кулак всю свою волю, чтобы не закричать, Грэхем на ватных ногах отошел на середину улицы и оглядел верхние этажи здания. Стук доносился из открытого окна угловой комнаты. Чуть переместившись, Грэхем увидел чуть резковатый женский профиль, нежный румянец на смуглой щеке. Темные густые волосы, обычно
Видимо, ощутив его взгляд, Нэнси оторвалась от «Ремингтона», повернулась к окну и радостно вскрикнула.
– Мистер Роу! – крикнула она, перегибаясь через подоконник. – Как я рада вас видеть! Как вы оказались в этом богом забытом углу?
Грэхем едва разлепил спекшиеся губы и попытался улыбнуться в ответ. Собственное лицо показалось ему сделанным из гладкой ледяной резины.
– Мисс Лоренс… вы живы?! – еле выдавил он. – С вами все в порядке?
– Что за чепуха! Да поднимайтесь же скорее! – сказала Нэнси. – Комната номер пять.
– Что за странный наряд? – спросил Грэхем, глядя, как живая и невредимая мисс Лоренс разливает чай.
– Я ведь теперь принадлежу к племени, – хихикнула Нэнси. – Даже научилась кое-чему у старух-шаманок. Меня приняли как свою, я могла бы описать посвящение – это интереснейшая процедура, очень таинственная, но, боюсь, нынешняя цензура рассказ не одобрит. Представляете, чтобы очиститься водой, мне пришлось полностью раздеться!
К счастью, мисс Лоренс была слишком занята чаем, чтобы смотреть на Грэхема – иначе выражение его лица могло бы напугать ее. Не замечая его изумления, она продолжала щебетать:
– Да, своя в племени. Мне известны их тайны, я могу говорить на их языке… Все мои интересы теперь лежат в области обычаев и магических ритуалов этих благородных дикарей… если, конечно, не считать моих романов. Для меня всегда найдется место в вигваме. Они поклялись учить меня и защищать… да… – ее глаза затуманились. – Когда мы обменивались клятвами, я не подозревала, что эти люди – такие буквалисты, – уныло добавила она.
– Это крайне интересно, мисс Лоренс. По дороге сюда мне пришлось заночевать на «Старых акациях», – осторожно заговорил Роу. – Знаете, такое маленькое запущенное ранчо… Я был удивлен, увидев там ваш портрет.
Нэнси грустно улыбнулась.
– Бедный добрый Билл, – пробормотала она. – Славный человек, храбрый и мужественный. Настоящий джентльмен, отличный ковбой, но никудышный стрелок, – должны же у мужчины быть недостатки. Мы были очень близки. Знаете, Грэхем, иногда, когда я пишу, мне кажется, что он подсказывает мне… Мне тяжело об этом говорить. Наша последняя встреча была… неприятной.
– Гм, – отозвался Роу. Голова у него шла кругом.
– Я
Они помолчали, глядя на пыльную улицу, по которой брела серая от пыли бродячая собака. Потом Нэнси положила руку на рукав Роу.
– Грэхем… – позвала она чуть дрогнувшим голосом.
– Да, мисс Лоренс, – отозвался он, уже догадываясь.
– Увезите меня отсюда, Грэхем…
Два дня спустя Грэхем уже катил в знакомом фургоне на станцию. На этот раз он сидел на козлах рядом с кучером. Внутри, окруженная своими сундуками и подушками, положив голову на зачехленный «Ремингтон», дремала мисс Лоренс. Разномастная пара шла размашистой рысью прямо к дрожащему в жарком мареве горизонту. Грэхем уже начал клевать носом, но кучер вдруг грубо натянул вожжи, лошади дернулись, и Роу чуть не полетел на землю. Он хотел возмутиться, но тут заметил, что наперерез фургону в клубах пыли беззвучно несутся несколько донельзя истощенных пегих бычков. За ними на похожем на скелет коне несся ковбой. Задубевшая шкура лошади была натянута на ребрах так, что, казалось, вот-вот лопнет. Под стать бычкам и коню был и чуть сгорбленный в седле всадник – высокий и жилистый. Меловая пыль въелась в одежду, складки кожи, шкуры животных, выкрасив всех в светло-серый. Возможно, подумал Грэхем, их неестественная истощенность – лишь иллюзия, сочетание пылевой завесы и резких теней. Всадник поднял руку и стал медленно раскручивать лассо. Глубоко надвинутая шляпа ковбоя затемняла лицо, создавая неприятное впечатление пустоты, но, тем не менее, Грэхем узнал своего недавнего собеседника.
Билл раскрутил лассо; неуловимый полет – и один из бычков повалился на землю и забился, пытаясь скинуть веревку.
– Как ловко! – воскликнул Грэхем. – Вы видели?
Старик покачал головой и резко тронул с места.
– Ничего я не видел, – сказал он. – И вам не советую…
Лошадь задрала голову и разинула рот, обнажив длинные зубы. Бычки, сделав отчаянное усилие, рванулись прочь. Но ни злобного визгливого ржания, ни топота копыт не долетело до слуха Грэхема. На какое-то мгновение показалось, что шкуры рвутся на торчащих костях, и сквозь прорехи в скелетах бьют пыльные лучи солнца. Грэхем моргнул и отвернулся. Как странно, подумал он, что Нэнси готова была выбрать такую жизнь. Но все-таки вот она уезжает, а Билл остается здесь, под яростным белесым светом, иссушающим все живое, одинокий среди бесконечной прерии. Несмотря на жару, Грэхем почувствовал, как по его спине бегут мурашки.
– Бедный Билл, – сказал он. – Мисс Лоренс с ним даже не попрощалась.
Возница удивленно взглянул на него из-под насупленных бровей и сердито вытянул кнутом гнедую.
– Да уж два года как попрощалась, – буркнул он. – Чего ж еще?
– Не понимаю, – пробормотал Грэхем.
– Чего тут непонятного? Уже два года, как с бедолаги Билла сняли скальп.